Это фантастично! Это поистине гениально! Махно еще пальцем не шевельнул против большевиков. Всего пять дней назад махновцы вместе с красноармейцами выдрали из рук у белых перекопскую победу. И вот тому самому Якову Яковлеву, который подписывал соглашение с Повстанческой армией от имени правительства Украины, партия поручает обдумать, как уничтожить союзников. Не договориться с ними, а именно уничтожить. Причина не важна, ибо сработал принцип, ибо задана интонация, сказано слово – «расправиться беспощадно».
О заседании ЦК махновцам, естественно, ничего известно не было. Харьковская делегация продолжала обихаживать X. Раковского, от которого ждали решения вопроса о «четвертом пункте». В Крыму тоже как будто ничего не внушало особых опасений: после взятия Симферополя крымский корпус Каретникова был отведен в пустоватый район степного Крыма южнее Евпатории, возле озера Саки. Триумфальной славы ему не полагалось. Но, наверно, махновцы особенно на это и не рассчитывали.
Пятнадцатого почему-то оборвалась связь между крымскими частями и Гуляй-Полем. Вот это уже могло бы послужить серьезным предостережением и Каретникову, и Махно. И наверняка даже они обеспокоились, но для объяснения, конечно, сыскалась подходящая техническая причина. Может быть даже, в нее не поверили, но, с другой стороны, – что было делать? Рвать соглашение? Начинать боевые действия против большевиков? На это махновцы были совершенно не способны психологически. Махно довольно попартизанил, ему хотелось определиться посолиднее, поэтому он и держался за соглашение до последнего.
А держаться ему было трудно, потому что тыл – это был тыл, здесь фронтовые чувства не действовали – а по-прежнему остро, как зимой, как весной и летом, свербели проклятые вопросы крестьянской жизни, по-прежнему не принимаемые большевиками в расчет. И пока батька все пытался в обмен на свою подмогу выпросить у большевиков кусок земли для устройства крестьянского рая, тихо тлела в тылу тайная война, положить конец которой мог, конечно, только экономический компромисс с крестьянством. Нэп – в ноябре 1920 года.
Но никакого нэпа тогда не ввели. И в красные штабы, и в Гуляй-Поле постоянно поступали сведения об убийствах в махновском районе отдельных красноармейцев, о невыполнении продразверстки, о грабежах. Докладывали, что в некоторых районах «нельзя было передвигать обозы без сопровождения сильной кавалерийской части» (24, 212). Иначе грабили.
ЧК бдительно следила за Махно. Повсеместно были внедрены агенты. В штаб 4-й армии один из них сообщал: «Настроение махновских частей, расположенных в с. Песчаном, резко враждебно по отношению к коммунистам. Публика эта определенно говорит о предстоящей вооруженной борьбе с нами. Усиленно муссируются слухи, что все буденновцы соединятся с Махно и пойдут против нас, причем об этом говорят не только сами махновцы, но и крестьяне всего уезда…» (78, оп. 3, д. 589, л. 1). В том же ключе следует воспринимать жалобы продкомиссара Владимирова члену реввоенсовета 4-й армии Грюнштейну: «Получил сообщение из Александровска, что волости отказываются от выполнения разверстки, ссылаясь на необходимость предварительного разрешения Повстанческой армии. Никто не выполняет разверстку…» (там же, л. 4).
Конфликт был стар, как сама революция, но тут еще приобрел звенящую остроту из-за того, что крестьяне, из которых формировались отряды Махно, получили в руки оружие. Действительно, в тылу свежесформированные части Повстанческой армии в отношении красноармейских частей вели себя все более задиристо. Замечательно в этом отношении письмо старого атамана-потемкинца Дерменджи, который встревожился воровским поведением своих хлопцев и отписал начальнику махновского штаба В. Белашу: «Т. Белаш, нужно сделать распоряжение и приказ по полкам, чтобы проходящие части ни в коем случае не раздевали. Началась полная грабиловка, насилие и убийство» (78, оп. 3, д. 589, л. 25). Командир третьего повстанческого полка Клерфман, напротив, сообщал в Гуляй-Поле, что под видом махновцев грабежи совершают красноармейцы и местная милиция (там же, л. 24). Это, кстати, подтверждается сообщением в штаб 4-й армии из мелитопольского комиссариата по военным делам: «В районе Веселовской волости ночью… красноармейцы 20 кавполка 4 дивизии 1 (конной) армии избили начальника уголовного розыскного отдела, ограблена в с. Гавриловка гражд. Крахмаль, взяты лошади, бричка, 52 аршина сукна…» (там же, л. 20). Красноармейцы, видно, украли сукно, чтобы вывезти домой в качестве военного трофея по случаю победы. Но вообще разобрать в этой «грабиловке», кто, что и зачем украл, было совершенно невозможно, ибо после окончания военных действий прекратить эксцессы, неизбежные при наличии оружия у сотен тысяч людей и нерешенности крестьянской проблемы, можно было, лишь осуществив две меры: компромисс с крестьянством (хотя бы в виде, предлагаемом Махно) и демобилизацию армии.
Иначе – новая война.
12 ноября в Гуляй-Поле приехал уполномоченный александровского ревкома Н. Гоппе: партия поручила ему выяснить, что происходит в столице Махно, каково влияние махновцев в деревне, организуются ли комитеты незаможных селян. Получив отрицательные ответы на поставленные вопросы, товарищ Гоппе стукнул своим: «Власти Советской в уезде нет, сплошь ревкомы существуют для приезжающих инструкторов и частей Красной Армии» (12, 174). Между тем товарищ Гоппе сообщал сущую неправду: советская власть в уезде была, только не большевистская. Именно Советы постановили не сдавать продразверстку. С этим никто считаться не собирался. Сами вопросы, которые надлежало выяснить Гоппе, говорят о том, что большевики, действительно, ни во что не ставили «политическую часть» соглашения с Повстанческой армией и были бы довольны только в том случае, если бы батька Махно стал коммунистом, издал бы приказ о создании комнезамов, призвал бы со всей Украины большевиков и лично, рубя головы, ездил бы во главе продотряда, ссыпая крестьянское зерно на подводы.
Товарищ Гоппе просидел в Гуляй-Поле три дня, собирая сведения. Его обихаживали В. Белаш и сам Махно. Белаш намекнул, что тыловые эксцессы неизбежны, пока не подписан пункт соглашения о «вольном советском строе». Махно слегка смягчил нажим своего начштаба и сумел убедить Гоппе, что разделяет его тревоги и будет неукоснительно выполнять условия договора с правительством, тем более что в нем ни полслова не было ни о нормах продразверстки, ни о комитетах бедноты. Советские историки пишут обычно, что Махно просто тянул время. Я настаиваю, что Махно действительно надеялся на «дипломатический» исход своей борьбы до конца, до тех пор пока утром 26 ноября не начался артиллерийский обстрел Гуляй-Поля.
Ждать, впрочем, оставалось недолго. Напряжение в тылу, планируемый съезд анархистов в Харькове, вызывавший злобное раздражение большевистских властей, наличие на Украине довольно-таки значительных вооруженных отрядов, подчиненных Махно, – все это подталкивало события к скорейшей и однозначной развязке.
17 ноября крымский корпус Каретникова был переподчинен командованию 4-й армии В. С. Лазаревича. В тот же день командарму—4 была подчинена действовавшая при Врангеле в крымских горах повстанческая армия А. В. Мокроусова. Мокроусов был анархист, но из числа идейно смирившихся и давно отдавших свои военные дарования на службу большевистскому делу. Его отряды влились в Красную армию без всяких эксцессов. С Каретниковым, как легко было предположить, все будет далеко не так просто.
18 ноября по секретной связи, от Фрунзе в штабы армий, проходит ряд странных приказов, отменяющих какие-то прежние его предписания. В тот же день Фрунзе отменяет предполагавшуюся командировку Корка. Начинается постепенное «обставление» красными частями крымского корпуса Каретникова, расположившегося в деревне Замрук южнее Евпатории. Подходят и располагаются вокруг три пехотные и три кавалерийские дивизии, артбригада. Одновременно в Таврии начинаются аналогичные операции по тихому окружению вновь сформированных полков Повстанческой армии в Воскресенке, Цареконстантиновке, Малой Токмачке и в других местах.
В марте 1921 года, когда события еще были свежи в памяти и не требовалось вуалей, чтобы придать им более благопристойный вид, Н. Ефимов, анализируя ситуацию, прямодушно писал: «Был составлен приказ окружения Махно и двух его групп: Крымской и тыловой… Конечно, план окружения мог удаться только при наличии внезапности, активности и большой инициативы со стороны Красной Армии. В свою очередь, активность и инициатива могли быть проявлены лишь после тщательной подготовки красноармейских частей. Особенно требовалась солидная политическая подготовка. Надо было хорошенько разъяснить, почему Красная Армия после достигнутого соглашения все-таки принуждена уничтожить махновцев…» (24, 212–213).