— Обижаешь!
— Неа. Констатирую. Там торсионные поля должны иметь наименьшую амплитуду колебаний. Понимаешь?
— Нет, — честно признался Энке.
— Это такое место, где колдун максимум на что способен — спичку по столу силой мысли передвинуть. То есть, вроде как поле есть, а пользоваться им трудно.
— Согласен, — расплылся Энке, подхватил Леска, кинул себе на закорки и помчался по-над рекой в туман. Время от времени он свечкой уходил в невероятные прыжки, норовя подкинуть и налету поймать свою ношу.
Резвану рассказали эту историю без больших купюр. Сам бывший палач сюда тоже не на ковре самолете с завязанными глазами прилетел. Хаживал запретными тропками! Что человек за порогом собственного дома запросто может нарваться на чудовище, не то что не сомневался, знал наверняка, а то и встречать приходилось.
С Энке они познакомились задолго до того, как лампа попала к Лексу. Тогдашний хозяин джинна задолжал некую сумму одному советнику. Тот нажаловался визирю, и парня кинули в долговую яму. Все, что при нем осталось — старая медная лампа. Должник клялся и божился, что это последняя память о безвременно почившем отце. Ростовщик не польстился на медяшку и разрешил, оставить ее при себе. Дядя должника согласился заплатить, но советник к тому времени посчитал, что на долг набежали неплохие проценты.
Дядя ходил к визирю, визирь тянул время, справедливо полагая, что и ему кое-что причитается. Сумма прирастала. Только дядя возьми да и помри. Что интересно, накануне столь внезапного события он побывал у племянника в тюрьме. Упрятанный в застенок, сын старшей сестры клялся, что все вернет. Он, дескать, знает, где зарыто золото. Неизвестно поверил дядя или нет. Важно другое, их разговор подслушали.
Не получивший своих денег советник, а так же пролетевший во всех отношениях визирь страшно расстроились. Но весть о том, что парень знает место, где спрятан клад, возродила их надежды. Будучи наследником дяди, должник и без клада мог расплатиться. На это, однако, решили закрыть глаза. Парня укатали в дальний каземат. А заниматься выяснением обстоятельств послали Резвана Пехлевана.
Резван был человеком отнюдь не злым. Но закаленным. Сантименты не могли растопить его сердца. Служба складывалась удачно. Люди все больше попадались душевные. Он иногда даже инструмент не успевал разложить, а ему уже все рассказывали. Каково же было его удивление, когда он нашел в камере не дрожащего сломленного хлюпика, а детину в плечах покруче себя самого. Курчавый полуодетый гигант сидел возле стенки на корточках. Резван раньше должника не видел. Подумал еще: ну и контингент пошел! У приличного дяди и такой племянник. Но чего только в жизни не бывает!
Инструменты не произвели на узника никакого впечатления. Когда под треножником заполыхал огонь, и о край чаши стукнули клещи, странный должник только с любопытством покосился.
— Хорошо платят? — спросил он внезапно.
— Не жалуюсь, — оторопел Резван. — Ты иди поближе. А то неудобно будет тебе пальцы ломать.
Гигант с места не сдвинулся, только руку протянул через всю камеру. Протянул он ее не глядя, и аккурат попал в огонь. Резван ошалело наблюдал, как пламя проходит сквозь живую плоть, только слегка меняя цвет. Но, повинуясь годами отработанному ритуалу, он вытянул таки из раскаленной чаши клещи и приложил к руке заключенного. Ни тебе шипения, ни вони горелого мяса. По камере разлился запах грозы. Концы клещей расплавились.
Резван Пехлеван младший палач шаха Кавуса рухнул в обморок.
В себя его привела водичка. Детина брызгал ему в лицо из миски. Огонь дотлевал в жаровне.
— Тебя что послали узнать? — спросил заключенный.
— Где зарыто золото. Указать можешь?
— Могу, — спокойно ответствовал допрашиваемый. — Хочешь, на месте покажу. Хочешь, нарисую.
Извиваясь всем телом, Резван на спине дополз до стены и принял более или менее пристойную позу. Лежать распростертым перед заключенным младший палач считал для себя неприличным. В камеру он спустился глубокой ночью. Скоро наступит утро — время доклада. Визирь, посылая его на допрос, предупредил, что сам лично примет доклад. Шах утром занят государственными делами. И что расскажет Резван? И как отреагирует визирь? Правильно — засадит его в соседнюю камеру. Навечно. Сумасшедший палач, который слишком много знает, опаснее любого заговорщика.
Видимо, мысли настолько ясно пропечатались на лице Резвана, что невозможный узник их без труда прочел. Он отошел к другой стене, опустился на корточки, и оттуда предложил: