Тот кусок припрятанной свиньи оказался последней настоящей едой. Много дней медведь питался исключительно корешками и мягкими не утоляющими голод клубнями, которые только обманывали желудок. За три недели, прошедшие с момента пробуждения, удачная охота случилась только раз. Он тогда разогнал семью диких свиней, успев прихватить маленького кабаненка. Но тут уже самому пришлось спасаться. Из кустов на визг семейства вывалил здоровенный секач. Медведя уже шатало от голода. А хряк был вполне себе сыт и полон сил. Какое там, выяснять отношения! Гуго побежал. Он к тому моменту так истощал, что сам себе казался невесомым. Поросенка он нес в зубах, захлебываясь слюной и хриплым дыханием. Но ему все же удалось оторваться от разъяренного кабана. Увы, поросенок спас только на один вечер. На завтра опять захотелось есть.
Возвращаться в места, где охотился прошлой осенью, Гуго не стал. Ослабевший и почти ослепший от голода медведь станет легкой добычей. Превозмогая нелюбовь к открытым пространствам, он пересек неширокую равнину, которая тянулась с юга на север, разделяя долину Сю и центральные области. В лесном массиве по ту сторону тоже текли какие-то речки, но рыбы в них почти не водилось. Зверьё, такое впечатление, кто-то специально распугал. А жевать зеленые побеги он уже не мог.
Среди сплошного леса стали попадаться обработанные поля. Медведь обходил их с настороженностью дикого зверя. Бывший наемник, бывший король и бывший человек Гуго Реар отмечал запустение и скудость пашен. Из попавшейся по дороге деревни не доносилось ни блеяния, ни мычания, ни даже противного до глубины души собачьего лая. Менее чем за год, благополучная область, граничащая со столичной, пришла в полный упадок.
Все! дальше двигаться он не мог. Лапы дрожали. Медведь опустился на землю возле чистого ручейка, на дне которого ходили серебристой пылью мальки. Он зачерпнул воду, стараясь поймать хоть что-нибудь. Но ни одна рыбка не попалась. Они проворно удрали, оставив по себе только серебристый смех. Мелкая заводь быстро успокоилась. Гуго отчетливо увидел свое отражение, отшатнулся и закрыл глаза.
А надо ли ему сдерживать медведя? Зачем? Люди, да хоть те, которые его гнали и травили осенью, состоят из того же мяса, что и лесная свинья. Зато они не так проворны…да у них есть оружие. Но ему ли бояться…?
Что лучше: повиснуть на рогатине охотника, сойти с ума от голода или стать людоедом?
В первый момент показалось, просто морок — видение усталого сознания, химера, подсунутая, находящимся на краю пропасти рассудком, который уже не полностью принадлежал человеку, а и умирающему зверю — тоже.
Через узкий лужок, покрытый высокой очень зеленой травой, пробирался мальчишка. Он что-то искал: раздвигая траву палкой, заглядывал под самые корни — по сторонам, почти и не смотрел, исключительно под ноги. Обтрепанные штанишки до колен, рубашка с братнего плеча — великовата, рукава закатаны. Все серенькое. И сам худой не здоровой детской худобой сорванца, скорее — недокормыша.
Медведь замер. Он даже не дышал. Он весь сосредоточился и подобрался. Одного удара лапой будет достаточно. Как он ни слаб, человеческому детенышу хватит…
Сквозь наворачивающиеся слезы, сквозь голодную слепоту Гуго различал силуэт приближающегося мальчишки и понимал, что ничего не сможет сделать. Он не сможет остановить зверя. Он не станет его останавливать…
Перед ним стоял Сигурд. Его собственная уменьшенная копия. Его сын! Мальчик с синими как позднее небо глазами. Ребенок, который не знал, что такое отец, да так и не узнает уже.
Мальчишка заметил зверя, когда бежать уже было поздно. Черная костлявая гора, выросла перед ним и заслонила свет. Мальчик замер. Рот открылся, не исторгая звука.
Гуго отчетливо видел бескровные детские губы и розовый язык…
Красная пелена заволокла мир. Медведь качнулся вперед. Человек, собрав остатки сил, встал на его пути.
Вспышка! Глаза мгновенно перестали видеть. Мир рухнул во тьму.
Тело было совершенно чужое. То есть, Гуго понимал, что оно есть, но его как бы не было. Полное онемение. И муть в которую вдруг образовалось темное пятно, постепенно превратившееся в совершенно незнакомого мальчишку с зареванной физиономией.
— Дядька! — захлебываясь слезами, выл пацан. — Дядька, ты медведя прогнал?
Рука сама потянулась к лицу. Гуго даже не сразу понял, что именно рука, а не лапа. Понял и уставился на худую грязную кисть, покрытую черными мозолями.