— Дядька, а медведь убежа-а-а-л?
Пацаненок ревел в голос. Гуго сам готов был зареветь. Поляна колыхалась перед глазами. И почему-то мерзла спина.
А чего бы ей и не мерзнуть? Король сидел на бережку лесного ручья совершенно голый — понятно, что грязный, но еще и заросший непроходимой бородой до самых глаз. Мальчишка тем временем подобрался совсем близко. Рядом со взрослым, прогнавшим медведя, было не так страшно. Гуго заметил у него на боку короткие ножны. Руки слушались плохо, но до рукоятки детского шабера он дотянулся и вытянул клинок. Пацаненок заверещал, будто придавленный заяц. Но Гуго уже не обращал на него внимания.
Булавка за год вросла так, что пришлось сначала нашаривать ее под кожей. Нашел и без колебаний полоснул вдоль. Лезвие скользнуло по металлу. Боль оказалась такой сильной, что на какой-то миг даже помрачилось сознание. Но разве какая-то боль могла стать помехой для человека, победившего в себе зверя?!
Булавку он вытащил. Жилы рвались со звоном, будто струны. Пальцы оскальзывались. Он больше всего боялся ее потерять. Казалось, чуть отпусти, и хитро изогнутая железка уйдет вглубь. Но он ее вытащил!
А расстегнуть не смог.
Так и сидел глядя в раскрытую ладонь.
— Ершик! Ершик! Ершик, отойди от него. Ты кто? Эй? Ершик, что он тебе сделал?
Прямо в глаза Гуго метили острия вил. Точно против зрачков. И близко, близко. Только дернись, вопьются и уже навсегда погасят свет, а то и жизнь.
— Тятя, дядька медведя прогнал, а потом у меня ножик отнял и давай себя кромсать. Тятя, он медведя прогнал! Он ножик не отдает.
Пацан довольно быстро оправился от испуга и докладывал обстоятельно, хоть и нервно. Отец не обращал на его заявления никакого внимания. Шутка ли, поймать совсем рядом с деревней лесного брата.
Их же развелось точно моли в старой шубе! Что ни месяц, а то и неделя, жди набега. Деревню успели обнести каким никаким забором, женщин за него не выпускали, мужики выходили по двое, трое — скотину там попасти, хвороста набрать, трав… а чего он вообще рассуждает? Приколоть поганца на месте, и дело с концом.
Но поганец не рыпался, не кричал, своих не звал, только смотрел в глаза своего палача, да редко моргал. Ножик валялся в траве. Он его даже не поднял. Бок урода вовсю залило красненьким.
— Тятя!
Мальчишка повис у отца на руке. Острога дернулась. Урод, только того и ждал, поднырнул головой, перекатился и обнаружился уже за мелким пригорком. И ни по чем, что бок разворочан. А грязный и смрадный-то! Как есть, лесной брат.
— Чучело несмышленое, — заругался отец. — Как мы его теперь брать будем? Уйдет!
— Тятя, он медведя прогнал. Тот на меня кинулся, а этот встал. Тятя!
Видать не только у Гуго в голове мутилось. Превращение медведя в человека мальчишка не увидел или не осознал. Но в подвиг лесного человека уверовал, в чем сейчас пытался убедить отца. И тот, кажется, поддался. Острога развернулась копьями в землю. Мужик злой-то, злой, да пацаненка все же услышал.
— Че ты брешешь? Какой медведь?
— Про которого дядька Карпий говорил. Черный. Он тут лежал. Гля, следы.
Старший сторжко шагнул, наклонился, впрочем, не теряя из виду лесного урода.
— От, есь, перемесь! Точно следы. И куды медведь девался? По воздуху улетел?
— Прыгнул, наверное, — неуверенно сообщил младший.
— Мог, — подумав согласился старший. — Что мог, то — мог. В ручей хоть. И следов не оставил. И с собаками не найдешь. От ведь подлый зверь. Нам только медведя не хватало. Я чаял, Карпий брешет, как всегда.
А далее на мужика навалилась думка. Одним глазом он смотрел на лесного человека, другим в себя. Отпустить? Да как отпустишь! С собой вести? Вообще не знаешь, чего от него ждать.
— Эй, — наконец решился старший. — Ты кто таков?
Человек, — хотел сказать Гуго. После череды волшебных превращений это было самым с его точки зрения главным. Хотел-то, хотел, да только не смог. Место слов из горла вырвался полурев, полустон.
— Ты что, немой?
Урод опять взревел, но рык быстро перешел в мычание.
— От привела нелегкая! Что мне с тобой делать? Ты слова-то понимаешь?
Ничего не оставалось, и Гуго просто кивнул.
— О, понимаешь. Подь сюда. Если драться полезешь, я тебя мигом вилами приколю. Ершик, отвяжи у меня с запояски веревку. Я тебя развязанным в деревню не поведу. А не хошь, иди гуляй себе по лесу дальше. То-то смотрю, ребра торчат. Оголодал?
Гуго опять кивнул. Пусть его свяжут, пусть хоть проволокут до деревни. Только к людям!
Сарай. А где еще держать лесного урода? Не в горницу же его поселять. До деревни отец Ершика тащил Гуго на веревке. Оказалось трудно с непривычки идти на двух. Тело норовило опуститься на четвереньки. Пару раз король падал. Мужик не понужал, ждал, когда пленник поднимется сам. Добрый человек!