— Неблагодарная девчонка! — сказал он, широко ухмыляясь. И, как всегда, его ухмылка сразу же обезоружила ее. Она даже закрыла глаза, чтобы не видеть лица Деция, но каким-то невероятным образом его ухмылка стояла перед ее мысленным взором, и она не могла отделаться от этого наваждения.
— Только не говори никому, что это я учил тебя драться, — продолжал Деций, — и я умру с миром, не стыдясь за прожитую жизнь.
— Теперь я вижу, кто ты. Ты — дикобраз.
— Это неново. Так говорили все женщины, с которыми я спал.
— Замолчи и слушай! Твои насмешки — это колючая шерсть дикобраза. С их помощью ты держишь людей на расстоянии, не подпуская к себе. Вот и все. Кроме того, ты — прирожденный учитель. Тебе нравится меня учить, потому что нравится, как я стараюсь; то, как я стараюсь, льстит тебе. Но если бы я сама была учителем по натуре, ты бы просто не знал, как справиться со мной, и тотчас бы покинул меня.
Ауриана поймала в его взгляде выражение легкой паники и растерянности, что свидетельствовало о ее точном попадании в цель. Но он быстро справился с собой.
— Может быть, действительно я слишком жестко обращался с тобой.
— Жестко? Жестоко, я бы сказала!
— Ну пусть жестоко, — уступил он, добродушно улыбаясь. — Но меня самого так учили.
— Значит, твои учителя привыкли делать посмешище из тех, кого учат.
— Ну ладно, ты добилась своего. Прости меня. Ты делаешь… поразительные успехи.
Но его слова звучали так, будто кто-то другой говорил за него его голосом. Ауриана с досадой взглянула на Деция — эта похвала была не лучше его оскорблений.
Ауриана пристально глядела ему в глаза, тщетно пытаясь понять, что именно так привлекает ее в нем, отчего ее так тянет к этому человеку. Наверняка причины крылись не только в обаянии его нечестивой улыбки. «Если бы все было так просто, — думала она, — тогда я легко могла бы забыть его, ведь он не всегда улыбается!»
Деций тоже долго смотрел на нее, завороженный ее взглядом, не в силах отвести глаз. Он не мог выбраться из этой ловушки, как муха, застывшая в куске янтаря.
— Ауриана, мне… жаль, — попытался он что-то сказать, как будто эти неловкие слова могли помочь ему освободиться от ее чар. Что за безумные слова она только что произнесла? «Дикобраз»? Может быть, может быть… Но ведь, если задуматься, все люди произносят слова по существу с одной целью — чтобы держать других на расстоянии от себя. А что мешает ему обратиться к ней со словами более добрыми и нежными, тем паче, что он действительно в душе чувствует к ней самую настоящую нежность?
— Я… я не хотел обидеть тебя.
Ауриана пододвинулась поближе к нему, не отдавая себе отчета в том, что делает, поддавшись чувству острого любопытства и тайному влечению плоти. Внезапно она, однако, чуть было не отпрянула в ужасе, вспомнив тот стыд и боль, которые пережила недавно. Но та тяга, которую Ауриана испытывала к этому человеку, победила в ней мучительные воспоминания, и она смело прижалась к Децию. Как бы, интересно, ей было с ним, если бы ее не сдерживал долг перед семьей, перед племенем, если бы ее не удерживал просто стыд, наконец?
— Нет, — сказал он вдруг, отшатнувшись от нее. Не надо смотреть на меня так. Я не хочу закончить свои дни жалким образом, зная, что моей шкурой покроют шатер одного из воинов твоего отца. Я знаю, что мне можно делать, а чего нельзя.
— Но если бы я была женщиной твоего народа, ты бы хотел меня?
— Это глупо, Ауриана. Я бы хотел тебя вне зависимости от того, к какому народу ты принадлежишь, — сказал он и отвернулся. — Мне и так трудно проводить здесь день за днем наедине с тобой. Не делай же из этого невыносимую пытку.
Затем наступил канун дня прихода Волка. Когда Ауриана прощалась с Децием в этот последний день перед битвой, он внезапно обнял ее и поцеловал. Грусть и отчаянье слились в этом поцелуе. Ауриана разрешила себе несколько мгновений понежиться в его объятиях, а затем с усилием, одним рывком, как очнувшийся вдруг от тяжелого сна человек, отстранилась от него. На ее глаза набежали слезы.
— Боишься изменить своему божественному супругу? — промолвил он, с улыбкой приподняв ее за подбородок.
Ее улыбка была робкой и совсем детской.
— Мой божественный супруг изменяет мне каждый год во время праздника весны.
Они молча смотрели друг на друга несколько мгновений, а потом она повернулась и ушла. Сразу же вслед за этим Деций явственно расслышал шорохи шаркающих кожаных подошв по камням и торопливые шаги убегающего человека — вверху на карнизе скалы. Кто-то следил за ними и без сомнения был свидетелем их поцелуя.