Произнося эту речь над мертвым телом, Марк вдруг ясно осознал, что его отец превратился в нечто неодушевленное, и его по сути уже нет рядом. Его нет нигде! Существование душ в загробном мире — все это обман, придуманный жрецами для того, чтобы заставить людей приносить жертвы и дары в храмы.
Но тут он явственно ощутил чье-то присутствие в темноте, как будто кто-то благожелательный и внимательный упорно напрягал свой слух, чтобы уловить каждое его слово, каждый вздох, каждую невысказанную мысль.
— Я верну тебе то, что ты дал мне в свое время: весь мир! Я позабочусь о том, чтобы он почитал твое имя, ценил твой труд, помнил тебя! Ты ведь хочешь остаться в памяти благодарных потомков. Я добуду для тебя эту память! И не из-за сыновнего долга — этого воловьего ярма — а из любви к тебе! — Марку показалось, что он чувствует дыхание отца. — Да, из любви!
«Почему отец умер так внезапно и при жизни не слышал этих слов сына?» — размышлял Марк. Но затем он осознал, что не сказал бы этих слов умирающему отцу — для того, чтобы произнести их, ему нужно было удалиться на безопасное расстояние от смерти.
Тело Сенатора еще не успело остыть, а в дом уже явился посланный за ним отряд преторианской гвардии. Два гвардейца направились в комнату, чтобы удостовериться в смерти Марка Юлиана-старшего. Когда о самоубийстве было доложено Нерону, он тут же вынес обвинение Марку Юлиану-младшему в измене, заявив, что тот будто бы плел заговор против Императора, а затем добавил также обвинение в «сыновней непочтительности», поскольку молодой Юлиан не ушел в мир иной вместе с отцом.
На рассвете следующего дня Марк послал письмо семье Юниллы с предложением расторгнуть их помолвку. Юнилла была наречена ему невестой еще десять лет назад, будучи младенцем. Но Марк знал, что если даже останется жив, он будет слишком неподходящей партией для такой знатной девушки, потому что его собственная семья никогда уже не избавится от тени, брошенной на нее.
Через час после этого Марк, к своему изумлению, получил в ответ странную записку, написанную детским почерком Императора и доставленную ему новоиспеченной женой Нерона — евнухом Спором.
«Свадьба с Юниллой состоится и будет отпразднована немедленно, — гласило послание. — Судебный же процесс над тобой будет ненадолго отложен»
«Что за бред сумасшедшего! — возмутился Марк. — О, Немезида, что за извращенное воображение у этого чудовища! Свадьба, суд, казнь… Впрочем, ничего удивительного, ведь этот человек поджег однажды полгорода, чтобы просто полюбоваться пожаром».
Когда набальзамированное тело Юлиана-старшего проносили на погребальных носилках по улицам города, кучки римских граждан под насмешливые крики: «Предатель сдох!» бросали сочинения Сенатора в грязь и, издеваясь, топтали их. Марк, который следовал за плакальщиками, неся посмертные маски предков, смотрел с холодным молчаливым гневом, как брошенные чернью комья грязи падали на погребальный покров, укрывавший тело отца. Отец так жаждал любви и доброй памяти этих людей! «Клянусь богами, я должен защитить его честное имя!» — с горечью думал Марк.
Имперское правительство обошлось с Юлианом-старшим так, будто он уже был приговорен и казнен, а не покончил жизнь самоубийством: все родовые поместья, разбросанные по пяти римским провинциям, были конфискованы; Марку остался только огромный особняк с библиотекой. С Аррией, теткой Марка, поступили еще хуже: у нее отобрали даже дом, поскольку он приглянулся одному из фаворитов Нерона. Она со своими перепуганными детьми вынуждена была искать приют в особняке на Эсквилинском холме.
Однажды на рассвете, накануне назначенной Нероном свадьбы Юлиана-младшего, Марк проводил обычный утренний прием посетителей. Среди клиентов семьи — этих бедных, хотя и свободных, граждан, привязанных к каждому богатому дому и чуть свет собирающихся у дверей своего патрона для того, чтобы просто поприветствовать его, засвидетельствовать свое почтение и, может быть, если случится, оказать ряд мелких услуг, получив за это денежное вознаграждение — Марк сразу же заметил незнакомца закутанного в замасленный плащ с капюшоном. Он явно держался в стороне и ждал, пока уйдет последний клиент, получивший маленький кошелек с серебряными монетами.
— Итак, говори скорей, как тебя зовут и чего ты хочешь, — обратился к нему Марк, теряя терпение. Закутанный в плащ незнакомец быстро пересек приемную залу энергичным размашистым шагом, свидетельствующим о его юности и самоуверенности, затем он сделал полную драматизма паузу у ярко освещенного атрия, глядя на Марка, застывшего в лучах утреннего солнца.