Но из одного договора становилось совершенно ясно, что это вполне земная смертная женщина, и что это именно та дочь Бальдемара, которую Юлиан-старший пытался выдать замуж за сына Видо. Ее имя начало все чаще мелькать в документах, сообщавших о событиях, скорее похожих на сказочные предания и легенды; имя манило, дразнило и опутывало строка за строкой воображение Марка, словно цепкая гибкая виноградная лоза: Ауриана. Имя вызвало из небытия живой образ этой далекой женщины — что наверняка было следствием позднего часа, утомления и бессонницы. Но она, действительно, стояла перед ним, как живая, он даже мог различить тень на щеках от длинных густых ресниц, а также капли испарины, выступившие на высоком чистом лбу. В облике этой женщины, в котором ощущалось что-то архаичное, соединились красота и сила, она была похожа на героинь древних преданий римского народа — на воительницу Камиллу или царицу Танаквиль. Она обладала могучим неукротимым духом реки, пробивающей пути сквозь скалу, такие характеры встречались только у первобытных народов.
Затем Марк обнаружил рапорт одного из легионеров, который стал свидетелем любопытного происшествия, случившегося в глубине хаттских земель. Вообще-то у этого парня была склонность к цветистой речи, но Марк за всеми преувеличениями и преукрашиваниями живо ощутил зерно истины в рассказе солдата, и с этого момента долгие годы его преследовал образ таинственной девы северных лесов.
Рапорт принадлежал центуриону римской конницы, который вместе со своим подразделением сопровождал войско сына Видо, Одберта, и явился очевидцем пленения девы-воительницы.
«Они были окружены нашими превосходящими силами и обречены на верную гибель, — писал центурион. — Но она подняла над собой знамя мира, и тишина снизошла на землю. Так она принесла себя в жертву во имя спасения своих соплеменников, отдавшись в руки врага. Кто еще, скажите, со времен древних царей проявлял подобную преданность своему народу? Она прошла совсем близко от меня. Такого чистого девственного взора я ни у кого никогда не видел, и в то же время у нее был облик человека, находящегося в близком родстве с силами Тьмы. И она действительно владела секретами Магии, потому не прошло и нескольких дней, как она таинственным образом бежала, обернувшись ланью. Я вновь столкнулся с ней во время решающей осады крепости, когда она приняла образ ворона и открыла своим воинам ворота, обеспечив тем победу себе».
Сам не зная, зачем он это делает, Марк начал жадно просматривать все документы в поисках упоминаний имени этой девы. Он нашел еще один обширный рассказ о ней, записанный со слов перебежчика, который совершенно ясно заявил, что именно она возглавляла хаттское войско в последнем решающем сражении.
Это было вполне естественным, поскольку Бальдемар не мог принимать участие в битве из-за своей раны. Почему все, связанное с этой девушкой, было покрыто мраком таинственности? Юлиан-старший, насколько помнил Марк, вообще не упоминал о ней. Может быть, из чувства уязвленного самолюбия — ведь его планы рухнули по вине какой-то незрелой девицы. Вся эта история волновала Марка, словно героическая баллада или красивая погребальная песнь. Его тянуло к ней, ему хотелось все узнать о ней, он хотел увидеть ее наяву. Она жила в его душе и тревожила его мысли, словно неотступный сон, посланный богами. Ее образ, поселившись в нем, как бы раздвинул рамки его кругозора, заразив молодого человека тоской по иным мирам и чужедальним землям.
Марк ощущал, как в нем копится и наливается темная неведомая сила, пока еще немая и еле различимая, словно далекий костер, но живая, нарастающая, грозящая со временем воспламенить всю его душу. Эти новые ощущения как бы заслонили собой боль, связанную со смертью Луки и гибелью отца, притупив ее; он уже не так остро страдал от мысли, что вынужден в одиночку выступить против тирании и бороться за справедливость и восстановление доброго имени отца. Теперь он постоянно ощущал рядом с собой неукротимый дух девы-воительницы, и несмотря на огромные расстояния, разъединяющие их, несмотря на различие обычаев и нравов, Марк ощущал, что у них обоих один и тот же враг. Все эти полуосознанные мысли бледнели при свете дня и казались ночным бредом, но по ночам — во сне и наяву — они неотвязно преследовали Марка, беря верх над доводами разума.
Перед рассветом сон сморил Марка, и он уснул, положив голову на кипу свитков с донесениями и рапортами.
Ему снилось, что он идет по петляющей тропинке через густой вязовый лес, и вдруг дорогу ему преграждает величественная старуха, сидящая верхом на белой лошади; ее лицо мягко светится в полумраке, будто лунный диск. Лес усыпан человеческими костями. Старуха манит Марка за собой, молча внушая ему странную мысль: «Умри сейчас и дай мне показать всю твою жизнь от начала до конца!»