«Во всяком случае, я не должен демонстрировать своих истинных чувств, это было бы неосторожно с моей стороны», — решил Марк. И обратившись к гостям, он заставил произнести себя с полным спокойствием:
— Какая смелая шутка, не правда ли? Лично я в жизни не видел ничего подобного на свадьбах. Это верх остроумия!
Прежде чем он успел еще что-нибудь сказать, старуха, покачивая головой, начала вдруг декламировать строки эпической поэмы нетвердым дрожащим голосом, бессмысленно тараща бельматые глаза.
«Она, должно быть, жевала листья лавровишни, от которых человек впадает в полубредовое состояние, — подумал Марк, — или она сама по себе просто тронутая!»
Гости начали переглядываться с выражением полного замешательства и омерзения на лицах, как бы ожидая от своего соседа объяснений всей этой отвратительной сцены. Некоторые бросали возмущенные взгляды на Марка Юлиана, так как подозревали, что он не жертва, а зачинщик безобразий. Но Марк в это время, оставаясь внешне спокойным, внимательно и тревожно вслушивался в слова старухи. Строки, местами искусные, а местами возвышенные до вычурности, казались ему странно знакомыми. Внезапно он вспомнил — Нерон как-то декламировал их! Причем совсем недавно, на одном из официальных пиров во Дворце Марк молча возблагодарил богиню памяти — Мнемосину. Итак, эти поэтические строки принадлежали самому Нерону, или во всяком случае Император так считал. Действительно, они слишком уж напоминали одно место из Вергилия и вполне могли рассматриваться как плагиат, замаскированный добавлением пары неуклюжих вычурных деталей.
«Он хочет застать меня врасплох, спровоцировав на искреннее высказывание своего мнения о его поэзии», — понял Марк.
И поэтому он нисколько не удивился, когда музыкант, наряженный Паном — в тунике из шкуры с длинной шерстью и с козлиной бородкой на лице — начал танцевать перед ним и делать поклоны, говоря:
— Скажи мне, мой господин, что ты думаешь об этих строках? И прежде всего назови имя автора!
Марк был слишком раздражен и зол, чтобы льстить и лукавить — пусть даже это будет стоить ему головы.
— Эти строки написал Вергилий! — сказал он твердо.
Пан помедлил, делая вид, что глубоко задумался над ответом Марка.
— Хорошо сказано! Ты дал самую высокую оценку поэтическому дару Императора!
— Я не давал никому никакой оценки, я просто констатировал факт.
— Эти строки написал Нерон.
— Если это действительно так, то написал он их с помощью — с очень значительной помощью — Вергилия.
Домициан взглянул на Марка Юлиана с испугом и раздражением. Неужели его приятель не знает, что дом кишит шпионами?
Но тут к полному ужасу Домициана Пан внезапно прямиком направился к нему самому семенящей походочкой и, чуть ли не сев ему на колени, спросил:
— А что думаешь ты об этих строках, мой юный принц?
«Мой юный принц!» — эти слова обожгли Домициана, он явственно ощутил холодок смерти, пробежавший у него по спине. Как смеет это существо публично величать его таким титулом?! Не соображая, что говорит, ошеломленный, сбитый с толку Домициан с трудом выдавил из себя:
— Строки написаны изящным стилем. Марк Юлиан ошибся. Они… лучше строк Вергилия.
Пан злорадно усмехнулся и кивнул — сначала Марку Юлиану, а затем Домициану.
— Этот не льстит, а тот льстит. Так кто же из них говорит правду, а кто лжет? Кто должен жить, а кому следует умереть?
При этих словах гости застыли на своих местах, на лицах многих из них от страха выступили капли испарины. Одни залпом осушили свои кубки с вином, а другие в полном оцепенении, держа кубки в онемевших руках, не замечали, что проливают их содержимое прямо на пол. Все это напоминало судилище в царстве Гадеса, суд в котором был скор, а судьи все сплошь сумасшедшие.
Пан круто повернулся и обнял старуху в свадебном наряде, затем он подвел ее к остальным музыкантам и сунул в руки лютню. Там она уселась, все еще бормоча себе под нос строки поэмы. Выйдя снова на середину залы, Пан продолжил свои речи, произнося слова задушевным певучим голосом и при этом многозначительно кивая Домициану:
— Твои дружки выкрали Юниллу, мой юный принц, для того, чтобы подарить ее тебе! Они надеются тем самым завоевать твое вечное расположение, которым воспользуются, когда ты убьешь Нерона и захватишь трон.
«Он погиб, — подумал Марк, — надо спасать его. Как долго еще этот хищный зверь собирается сидеть в засаде?»
Марк собрался с силами. Ему казалось, что он правильно разгадал замысел Нерона: Пан должен был произнести эти слова скорее для того, чтобы проверить реакцию окружающих, а вовсе не из-за уверенности Императора в измене Домициана.