Прежде всего Ауриана взяла охотничий нож воина. Но особое внимание девушки привлек кожаный пояс, на котором висели ножны. На этом ремне были вырезаны странные знаки, причем они не имели никакого отношения к рунам. Из-под туники убитого Ауриана вынула влажную губку и лоскут какого-то тончайшего материала; на это лоскут было нанесено множество точно таких же знаков. Строчки этих знаков были очень странно расположены, они расходились из центра в разные стороны, как лучи, так что общий рисунок напоминал паутину.
Однако у девушки не было времени ломать голову над этими странными знаками. С той стороны, где кончалась роща, она уже отчетливо слышала топот сотен копыт и женские крики. Это жители деревни пытались угнать скот от гермундуров, которые надвигались на селенья. Ателинда, должно быть, уже сходит с ума от страха за жизнь дочери. Ауриана быстро засунула все обнаруженное ею в свою охотничью сумку.
И тут она услышала, как за ее спиной зашуршала опавшая листва под чьими-то легкими шагами.
Она обернулась и увидела Хильду, самую старую из Жриц Ясеня, приближающуюся в полной тишине, словно призрак. Ее лицо с плотно сжатыми губами хранило выражение отрешенного спокойствия. Ветер играл ее серебряными волосами. Ее кожа была цвета скорлупы зрелого лесного ореха, а глаза, словно глаза лани, казались влажными и скорбными. Ветер играл в складках ее одежды. Она напоминала жухлый осенний лист, который не получал больше живительных соков от дерева и из последних сил пытался противостоять порывистому ветру, безжалостно рвущему его с полуголой ветки и увлекающему с собой. В руке жрица держала факел.
— Пусть огонь очистит все! — произнесла она мягким, очень высоким голосом, который, по мнению Аурианы, мог скорее принадлежать карлику.
Ауриана, пребывавшая все еще в оцепенении, молча смотрела на нее, не в силах вымолвить ни слова. Хильда так близко пронесла факел мимо лица Аурианы, что чуть не опалила ее волосы. Затем старая жрица девять раз обошла вокруг трупа, что-то негромко напевая и близко поднося пылающий факел к распростертому на земле телу. Внезапно она замерла, пристально глядя на мертвого воина. Ауриана знала, что по характеру раны, а также по положению тела жрица сейчас судила о грядущих судьбах мира, ясно видела назревающие столкновения и готовые разгореться войны.
— Он умер с открытыми глазами, — наконец, произнесла Хильда, многозначительно кивнув. — Это зловещий знак, зловещий знак… Это означает, что смерть глядит на нас, — старуха взмахнула рукой. — Это означает, что враг поднимается изнутри…
Она зорко глянула на Ауриану.
— Когда этот человек вторгся в мою Рощу, он стал средоточием всех врагов, самой враждебностью, — даже той, что поднимается изнутри. А ты, Ауриана, сразила его.
Внезапно взгляд жрицы как бы обратился внутрь собственной души и снова стал отрешенным; она торжественным жестом дотронулась своим магическим жезлом сначала до левого плеча девушки, а затем до правого. Ауриана слегка отпрянула, испугавшись, что жрицей овладело какое-то наваждение.
Она, должно быть, слишком долго говорила с деревьями и вот теперь сама не понимает, что творит Ее сердце обросло корой, как ствол ясеня.
— Твой жребий — защищать свой народ собственной плотью и кровью, быть живым щитом, пока дух не покинет тело, — продолжала Хильда трепещущим, как пламя светильника, голосом. — Благословенно будет любое оружие, к которому ты прикоснешься. Любое оружие, которое ты возьмешь в руки, будет самым победоносным на поле боя. Оракул приказывает тебе Вступи в брак с богом, и победа будет шествовать за тобой по пятам.
Сердце в груди Аурианы учащенно забилось от волнения и ужаса. «Вступить в брак с богом» означало вступить в орден Дев Щита, маленькое, но очень почитаемое среди германских племен жреческое сообщество, жрицы которого сражались вместе с воинами и отправляли соответствующие обряды над павшими, чтобы те могли переселиться в Небесный Чертог. У Аурианы было очень странное чувство, будто она поражена словами Хильды и в то же время в глубине души ничуть не удивлена. Причем ее душа активно восставала против такой перспективы, испытывая настоятельную потребность в родных, близких и тепле семейного очага.
«Нет, я не смогу выдержать такую суровую, полную лишений жизнь. Но Хильде вовсе не следует об этом знать».
— А кто этот враг, который поднимается изнутри? — с опаской спросила Ауриана.