Витгерн сразу же услышал тревожный ропот и увидел озадаченные лица своих соплеменников. Быстро взглянув на Видо, он поймал мелькнувшее в его маленьких горящих глазах выражение неподдельного ужаса. Теперь уже Витгерн воочию убедился, что здесь дело нечисто.
— Когда я точно узнаю, кто именно напал на нас, я подниму вас в поход. А если вы хотите узнать об этом немедленно, спросите вот его! — заявил Бальдемар, указывая рукой на Видо. — Быть может, он согласится поделиться своими тайными сведениями о противнике с соплеменниками!
Одберт был не в силах больше молчать.
— Змеиный язык! Ты сам изготовил эти копья. Ты поплатишься за ложь собственной жизнью!
Низкорослый гнедой жеребец Одберта нервно замотал мордой, подавшись вперед, и Бальдемар впервые разглядел человека, восседавшего верхом за Одбертом. Это был один из ближайших соратников Видо, но лицо его, казалось, не выражало никаких эмоций по поводу происходящего. На его предплечьях не было кожаных браслетов, его соломенные волосы были аккуратно причесаны. Весь облик этого человека, особенно его рыжеватая бородка и выцветшие голубые глаза показались Бальдемару странно знакомыми. Он нахмурился, мучительно напрягая память.
— Эй, ты там! — приказал он тоном, не терпящим возражений. — Выходи вперед, я хочу взглянуть на тебя!
— Не двигайся с места! — крикнул Видо. — Ты, ловкач, оставь нас в покое!
Но Бальдемар, не обратив никакого внимания на Видо, приблизился к молодому человеку.
— Твое лицо мне знакомо, могу поклясться пеплом матери, я знаю тебя, — тихо произнес Бальдемар.
— Ты обознался, — ответил молодой воин неуверенным дрожащим голосом, готовым сорваться в любую минуту, как камень, нависший над пропастью. Огромным усилием воли он взял себя в руки и продолжал говорить более твердым тоном. — Меня зовут Бранхард, я из племени бруктеров, и я покинул родные края всего две луны назад. Я никогда прежде не был в ваших местах, и ты нигде не мог видеть меня.
Его ответ показался всем подозрительным, слишком уж обстоятельно и гладко ответил он на простой, случайно возникший вопрос. Поэтому все взоры обратились на него.
— Правда? Тогда почему ты так испугался меня? Ты — бруктер, говоришь? Значит, ты относишься к числу соплеменников моей жены. Должно быть, у тебя есть последние новости о матери Ателинды. Скажи мне, поправилась ли Гандрида после болезни?
Видо бросил на Бранхарда многозначительный взгляд, казалось, говоривший: «Глупец, не отвечай ему!» Но разволновавшийся молодой воин был не в своей тарелке и не замечал ничего вокруг себя.
— Да, — ответил он. — Да, она поправилась, сейчас она чувствует себя великолепно.
— Гандрида умерла в прошлом году.
Молодой человек вспыхнул до корней волос. Сторонники Бальдемара не на шутку встревожились.
— Кто ты? Скажи, откуда ты прибыл? — раздались их взволнованные возгласы. Они надвигались плотной стеной на подозрительного незнакомца, как свора собак, которую еле сдерживает рука хозяина, не давая броситься на свою жертву и вцепиться ей в горло. Если бы Зигреда и Гейзар не приказали им отступить назад, они несомненно убили бы молодого человека на месте. Сторонники Видо тоже сомкнули свои ряды и, выставив копья вперед, окружили его, образовав живой щит. Те же воины, которые находились слишком далеко и не расслышали ни слова, все еще продолжали громко и настойчиво выкрикивать:
— Поединок! Поединок!
Вопрос Бальдемара был как нельзя более удачным. Гандрида принадлежала к знатному, могущественному бруктерскому роду, и о ее кончине знали не только ее соплеменники, но и ближайшие соседи. То, что этот молодой воин не знал о смерти Гандриды, могло означать только одно: он жил по другую сторону Рейна, на землях, подвластных Риму.
Одберт что-то зашептал на ухо отцу, его взор метал громы и молнии. Видо сердито покачал головой в ответ на какое-то сумасбродное предложение сына.
— Оставь свои уловки, Бальдемар, пока еще не иссякло мое терпение, — закричал Видо, перекрывая своим голосом поднявшийся вокруг шум. — И берегись, как бы тебе самому не попасть в одну из расставленных тобой ловушек, ты, умник!
Видо широко ухмыльнулся и с самодовольным видом, обернувшись, кивнул головой в сторону трех сотен своих хорошо вооруженных сторонников. Его жест недвусмысленно означал следующее: «Моя военная сила в три раза превосходит твою, и я не задумываясь воспользуюсь своим преимуществом, если ты будешь продолжать валять дурака, загоняя меня в угол на глазах всего лагеря».