— Ни слова больше! — вмешался Гейзар. — Один из вас бесстыдно лжет и недостоин находиться среди нас. Завтра на рассвете пусть духи сами решат, кто останется жить среди нас, а кто будет подвергнут суровой каре. А теперь расходитесь все до одного!
Толпа начала рассеиваться. Видо и Бранхард повернули своих лошадей, а Бальдемар направился к одиноко стоявшему на вершине холма дубу, чтобы принести в жертву богам белого теленка и вознести к небу молитвы о благополучии своей семьи. Зигреда, которая должна была участвовать в этом жертвоприношении, легкой поступью двигалась рядом с ним, словно темная тень. Однако Витгерн с возрастающим беспокойством заметил, что Одберт не тронулся с места. Он сидел, напряженно выпрямившись на своем коне, и не мигая глядел в спину удаляющегося Бальдемара.
— Бальдемар, — произнесла Зигреда, глядя на него отсутствующим взглядом, как будто что-то быстро подсчитывая в уме, — я видела во сне твое мертвое тело, распростертое на земле, а рядом на коне гарцевал Видо в уборе из золота и серебра. И все это из-за того, что ты не сделал того жертвоприношения, о котором мы тебя просили. Я предупреждаю тебя последний раз, ты должен немедленно прислать нам дар для умиротворения богов, иначе, боюсь, у тебя не будет шанса исправить свою ошибку.
— Я не прислал вам этого дара только потому, что решил: обыкновенных коров, овец, золота и серебра здесь недостаточно. Я собираюсь отдать богам самое дорогое, что может отдать человек.
— Ты имеешь в виду свою жизнь, Бальдемар. Но боги не просили тебя о ней. Мы стремимся не лишить тебя жизни, а очистить ее. И потом, ты ведь не можешь отдать свою жизнь дважды. А что, если завтра утром ты погибнешь?
— Но ведь боги охраняют невиновных в таких поединках?
— Конечно.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться.
Внезапно за их спиной раздался воинственный клич и громкий топот копыт. Зигреда резко обернулась и увидела в руках всадника обнаженный блестящий клинок. Она взвизгнула и бросилась в сторону, чтобы не подвергать свою жизнь опасности.
Короткий поводок, на котором Видо всегда держал своего старшего сына, был на мгновение ослаблен, и Одберт, как сорвавшийся с цепи пес, бросился на свою жертву. Он уже занес острый меч над головой Бальдемара.
Видо резко развернул лошадь и закричал, что было силы:
— Одберт! Проклятый идиот! Остановись, я приказываю тебе!
Нападать на врага со спины считалось не просто постыдным деянием, но преступлением. Человек, совершивший его, часто приговаривался к смерти в болотах или позорному изгнанию из племени. Высокое положение Видо могло избавить Одберта от смерти, но все равно несмываемое пятно позора навеки легло бы на его семью. Конечно, сам по себе Видо ничего не имел против подобного убийства, случись оно тайно, но он боялся огласки и скорого людского суда, поскольку все это происходило на глазах целого войска и Священной Жрицы.
Раздались тревожные крики, предупреждающие Бальдемара об опасности. Витгерн, сорвавшись с места, бросился вперед, намереваясь хотя бы сбить Бальдемара с ног и этим по возможности отвести от него беду. Однако это было заведомо безнадежным делом: Одберт намного опережал его.
Мгновение, показавшееся друзьям Бальдемара целой вечностью, Бальдемар двигался все так же спокойно, не думая защищать себя, как будто смирился с неизбежностью смерти и решил умереть с высоко поднятой головой.
Одберт на скаку полоснул сверху вниз тяжелым мечом.
И в тот же миг Бальдемар повернулся к нему лицом так проворно, словно он был бесплотным духом. Никто не заметил, когда он успел достать свой меч, но тот уже сверкал в его руке, поднятый на уровень головы. В следующее мгновение Одберт почувствовал, что его собственный клинок как будто опустился на каменную стену.
Раздался оглушительный леденящий душу лязг, и в разные стороны посыпались снопы ослепительных искр. Одберт еле-еле удержался в седле. Толпа из трехсот сторонников Видо онемела, никто не решался вмешиваться. Всех охватило полное оцепенение.
Одберт был отброшен на круп лошади, но быстро уселся на прежнее место, уцепившись за конскую гриву. И тут же он ринулся в новую атаку с удесятеренной бешеной энергией, помня ободряющие его в бою слова прорицательниц: «Ты не умрешь от меча», которые всегда служили ему надежным щитом. Придя в полное неистовство, он начал делать резкие махи мечом сверху вниз, пытаясь поразить Бальдемара в голову. Но Бальдемар каждый раз блокировал его удар, действуя с такой небрежной легкостью, как отец, сдерживающий вспышку гнева своего неразумного дитяти, молотящего кулаками воздух и ничего не видящего вокруг в ослепляющем припадке ярости. Вскоре на потеху всей толпе, Бальдемар начал оттеснять Одберта вместе с его лошадью назад шаг за шагом. Одобрительные, подбадривающие возгласы послышались из рядов соратников Бальдемара. Все увиденное сегодня послужит им доброй пищей для долгих зимних рассказов у очага.