Он быстро нашелся, что ответить ей. Слова вежливости, произнесенные по-хаттски, звучали в его устах странно и витиевато.
— Да будет твоя семья могучей и большой, как ветвистая крона Дуба. Да приумножатся твои стада, да будут благословенны твои поля на протяжении всей твоей долгой жизни!
Затем он принес из своей хижины грубошерстное одеяло, на котором спал, и расстелил его на земле у огня, чтобы она могла сесть. Ауриана поколебалась секунду, но потом все же поставила на одеяло свою ношу: корзинку, наполненную травянистыми стеблями с белыми цветами («Дурман, — догадался Деций, — для каких-то колдовских снадобий») и таинственный узелок из льняной ткани, в котором лежало что-то объемное. После этого девушка уселась сама поближе к огню.
Деций вынул кожаную фляжку с коричневым мутным вином, которое он с большим трудом выменял у одного своего товарища по несчастью, тоже раба-римлянина, живущего в деревне. Он уселся рядом с Аурианой и протянул ей фляжку.
— Это для тебя, я принес тебе лучшее вино из моих подвалов! Выпей в знак дружбы.
Ауриана настороженно взглянула на фляжку, затем с чрезмерно выраженной готовностью схватила ее обеими руками, прижала к губам и начала пить большими глотками, как будто это был кубок с медом.
«Правила поведения за столом — еще одно преимущество цивилизации, недостаток которой так ощущается по эту сторону Рейна», — насмешливо подумал Деций.
Прежде чем он решился остановить ее, она уже осушила добрую половину фляги. Ее лицо раскраснелось, и она смачно плюнула в огонь последний глоток вина. Качая головой и посмеиваясь, он взял фляжку из ее рук. Она проводила ее довольно испуганным взглядом, словно это была собака, только что больно цапнувшая ее.
— Это неразбавленное вино, моя маленькая принцесса. Я, кажется, забыл предупредить тебя об этом?
Она нахмурилась, напряженно улыбаясь, как человек, с трудом понимающий речь своего собеседника. Если Деций не знал того или иного слова по-хаттски, он не колеблясь прибегал к своему родному латинскому языку, как бы говоря этим: «Если ты не понимаешь меня, то это твои трудности — не жди, что я стану помогать тебе».
— Вот так надо делать это! — сказал он и продемонстрировал ей, как надо потягивать вино медленными маленькими глотками.
Она снова взяла фляжку и начала пить так, как он показал ей, передразнивая его с заметной долей насмешливости. Эта ее удаль и демонстрация собственной гордой независимости, несмотря на подавленность и чувство горечи, задели тайные струны его души, растрогав Деция.
Вино своеобразно подействовало на Ауриану — она вдруг оцепенела и теперь сидела неподвижно, глядя в одну точку и не произнося ни слова. Деций увидел, что печаль в ее глазах постепенно начала таять, и выражение их стало более мягким и ясным. Она больше не казалась ему такой чужой и далекой, как прежде. «Одна из особенностей вина, — заметил Деций, — состоит в том, что иногда под его воздействием пропасть, существующая между совершенно разными по своему складу людьми, начинает казаться маленькой трещиной».
Ауриана взглянула на Деция.
— Деций, — промолвила она, произнося два слога его имени так, будто это были два отдельных слова, — я хочу расспросить тебя о магической силе твоего народа и… попросить об одном одолжении, если ты, конечно, согласишься на это. Взамен я готова дать тебе все, что ты захочешь из того, что я могу. И даже, если я сама не смогу выполнить твое желание, может быть, его сможет исполнить мой отец. Не смейся, пожалуйста, надо мной.
— Я смеюсь не над тобой, принцесса, а над этим миром. Вообще-то я ничего не имею против самой идеи обмена баш на баш, но я с трудом могу представить, что такая девица, как ты, может дать такому мужчине, как я. У меня есть достаточно просторная хижина и жилистая, уже с заметным душком оленина, которую я, однако, вполне могу употреблять в пищу, у меня есть полевые мыши для компании, чтобы скоротать одинокую ночь… и вполне еще пригодные лохмотья, чтобы прикрыть тело. Добавь к этому изобилие воды, текущей на меня подчас прямо сквозь худую крышу. Так что, видишь, я обеспечен всем необходимым. И единственное мое желание, крошка, состоит лишь в том, чтобы побыстрее выбраться из этой проклятой дыры.