— Проводник не может заблудиться. Это какая-то колдунья по наущению Видо околдовала его. И вообще, от всего этого места так и веет колдовскими чарами!
Поведение лошадей только подтверждало эти слова. Мерин Аурианы туго натягивал поводья, клоня голову к земле, нервно фыркал, шкура его покрылась испариной. Неожиданно налетел резкий порыв ветра, и ветки забились в сумасшедшем танце, наполнив весь лес громким шелестом и скрипом. У Аурианы было такое ощущение, как будто природа пришла в ярость от вторжения в ее святая святых непрошеных гостей. На повороте, который делала тропа, девушка заметила полускрытый деревьями, поросший лишайником, высокий — в рост человека — камень с вырезанными на нем и окрашенными кровью рунами.
И когда отряд проезжал мимо этого камня, листва над головами всадников неожиданно превратилась в мириады бронзовых колокольцев, издававших мелодичный перезвон при каждом порыве ветра. Этот призрачный перезвон наполнил душу Аурианы неизъяснимой грустью. Девушка как будто погрузилась в полузабытье.
«Я помню это место… Но что за странная мысль! Я же никогда не бывала здесь прежде. И все же… все же этот лес мне знаком, — знаком, точно крик совы, точно ночной ветер, доносящий запах можжевельного костра…»
Из глубины леса послышался жалобный крик, похожий в равной степени и на крик дикой кошки, и на крик боли, вырвавшийся из груди человеческого существа. Всадники миновали развилку и увидели в нескольких шагах впереди себя распахнутые створки дубовых ворот, как будто приглашавшие их войти. За воротами возвышался большой столб из вяза, на вершине которого было укреплено украшенное пышной резьбой, изображавшей магические знаки, колесо с тринадцатью спицами, — по количеству лунных циклов в году.
«Колесо времени!» — с тревогой подумала Ауриана? В самую непроглядную пору ночи оно вращается, повелевая мертвым произносить пророчества из глубины могил. Это был верный знак того, что в лесу поселилась могущественная прорицательница.
Витгерн и проводник начали настегивать своих лошадей хлыстами, чтобы как можно скорее миновать это жуткое место, но перепуганные животные не могли перейти на более быстрый бег, продвигаясь вперед нервным галопом, скорее похожим на шаг.
Неожиданно лошади всадников, скакавших сзади, с ходу налетели на авангард отряда, замерший на месте, как завороженный. Что там случилось, Ауриана не могла видеть, потому что скакавшие первыми Витгерн и проводник скрылись за очередным поворотом тропы, где их и остановила, заградив путь, какая-то неведомая сила. Сначала Ауриану охватил панический ужас, так что она едва не сорвалась с места и не бросилась бежать.
Витгерн и Марагин попытались повернуть своих лошадей назад, но те сразу же уперлись в стоявших позади них коней, плотно сбившихся в кучу, так что никто не мог двинуться ни вперед, ни назад. Бывалый ветеран, участник, по крайней мере, ста сражений, Марагин несомненно видел то, что творилось впереди, потому что на его лице Ауриана различила выражение подавленного страха. Тело Аурианы вновь судорожно напряглось, как будто она была готова броситься прочь и спастись бегством.
И вдруг за поворотом тропы раздался чей-то голос. Он производил впечатление силы, был гибок, как виноградная лоза, и мог принадлежать как мужчине так и женщине.
— Остановитесь и успокойтесь! А ты, Ауриана, подойди сюда.
При звуке своего имени Ауриана оцепенела. Взоры всех воинов обратились к ней. Но девушка чувствовала, что не в силах пошевелиться. Рамис!
«Этого не может быть, — думала она. — Значит, я попала прямо в руки Рамис, избежав засады людей Видо и солдат Наместника. Никто даже не подумал, что кроме всех прочих, существует еще и эта угроза Причем эта опасность не менее страшна, чем другие. Угрозы мира дневного, по крайней мере, мне известны. А угрозы ночного мира неведомы, и потому страшат вдвойне».
— Ауриана, не двигайся с места! — неожиданно услышала она второй голос. Это был голос Витгерна.
Затем воцарилась напряженная тишина, которую снова прервал голос Рамис.
— Ну же, дитя мое, выбирай. Ты же не можешь подчиниться сразу двум приказам.
«У Рамис много учениц и послушниц, — продолжала лихорадочно размышлять Ауриана, — зачем ей еще и я? Почему она не хочет оставить меня в покое? Неужели у меня и без нее недостаточно горя и бед? Почему эта жестокая женщина так жаждет завладеть мной? Мама была права: ей нельзя доверять».