От ее волос исходил тонкий, сложный аромат хвои и трав, а кожа, покрытая золотым порошком, слегка поблескивала. Ауриана чуть закинула голову назад. Марк был выше ее ростом, но не намного. Она словно прикоснулась к нему взглядом своих больших, круглых глаз. Молчание, сохранявшееся между ними, было сродни вину, крепкому и теплому.
Марк нарушил его, когда увидел след удара плеткой. Взяв ее рукой за подбородок, Марк осторожно повернул голову, чтобы рассмотреть его получше.
— Свинья! — тихо пробормотал он.
— Такое сравнение оскорбительно для свиней, — ответила Ауриана с такой серьезностью, что он невольно улыбнулся. Ее голос напоминал ему звучание флейты.
— Я хочу помочь тебе, — сказал Марк, и ему показалось, что он протягивает ей дрожащую руку над пропастью, разделявшую их миры. — Я не собираюсь причинять тебе вред. И прошу тебя — не суди меня по остальным.
И скорее чтобы утешить ее, а не потому, что в этом была необходимость, Марк заботливо поправил на ней плащ, который оказался слишком велик и начал сползать с одного плеча.
— Я хотел бы, чтобы ты считала меня своим другом, но это, наверное, невозможно.
«Почему?» — прочитал он в ее глазах.
Он произнес свое имя. Ауриана медленно повторила его, словно запоминая произношение. Ее лицо помрачнело.
— Это имя известно мне. Так звали наместника, старого врага моего отца.
— Я его сын. По обычаям вашего народа я твой враг. Однако я предпочитаю разрушать вражду, а не наследовать ее.
Она окинула его серьезным, изучающим взглядом.
— Я считаю тебя другом, даже старым другом, хотя не могу себе этого объяснить.
— Я тоже не могу ничего объяснить, — сказал Марк, удивляясь ее простоте, бесхитростности и в то же время проницательности.
Он взволнованно продолжал:
— Мне нужно о многом тебе рассказать и сделать это как можно быстрее. Во-первых, твой ребенок жив. Во всяком случае нет причин предполагать обратное.
— В самом деле?!
— Да. Они солгали тебе, чтобы заставить открыть ворота. Им так и не удалось найти младенца. Когда наши солдаты пришли к озеру Альдер, то не нашли там никакого острова и никакой Рамис.
Марк Юлиан еще тогда понял, что проводник из местных германцев, действуя очень искусно, завел римский отряд не туда.
А вот Ауриана приняла это за доказательство силы колдовства Рамис, которая сделала остров невидимым. Внезапная радость, проникшая во все клетки ее тела, подействовала на нее опьяняюще. Она почувствовала необыкновенный прилив сил, будто в какую-то онемевшую часть ее тела вновь стала поступать кровь.
— Авенахар! — прошептала она. — Какой благословенный день! Она жива!
Ауриана отвернулась в сторону, на ее глазах заблестели слезинки. Затем она снова взглянула на Марка Юлиана, словно узнав его.
— Ты — тот человек, который пытался спасти меня в крепости во время штурма.
— Да.
— И все же, если бы я поступила, как ты хотел, — продолжала она, понимая, что речь ее звучит неуклюже, — ты никогда больше не увидел бы меня и ничего бы не добился этим, кроме опасности для твоей карьеры придворного.
— Нужно было выбирать между твоей смертью и свободой. Ничего иного мне не оставалось.
Сказав эти слова, он почувствовал какой-то толчок внутри. Сердце подсказало ему, что ее душа открылась и почти готова принять его, но еще оставалось какое-то сомнение. Она колебалась.
«А чего мне ожидать?» — подумал он, придя в отчаяние.
Глупо было бы думать, что большая любовь, даже если ее и почувствуют, вернется в той же мере.
— Пойдем, — мягко проговорил он. — Я отправлю тебя назад.
И тогда она рассеяла все его сомнения. Она быстро схватила его руку и сделала это с такой страстью и настойчивостью, что у Марка сразу же возникла уверенность в ее глубоком ответном чувстве. В этом жесте было не меньше интимности, чем в соприкосновении двух обнаженных тел. Это было слияние душ. Сломалась какая-то стена между ними, и они познали друг друга безгранично. Время радости в этот момент чуть было не оказалось для Марка Юлиана слишком тяжелым. Он чувствовал, как затягиваются все его душевные раны. Правы были философы, описывающие момент смерти как яркую вспышку, когда исполняются все заветные желания человека, момент, когда в душе человека поселяется любовь, а он сам становится любимым.
Ауриана закрыла глаза, отдавшись на волю чувства. Марк Юлиан наклонил голову и, подняв ее руку к своим губам, нежно поцеловал ее.