Петроний склонился над телом Домициана, пересчитывая его раны. Двадцать семь. Затем он стал с трудом стаскивать кольцо с еще теплого, но уже вялого и безжизненного пальца Императора. В этот момент его охватил суеверный ужас. Эти страшные руки никогда больше не напишут еще один указ, который, например, изменит весь уклад жизни в какой-нибудь деревне Баэтики или повлияет на события в городах, расположенных в долине Нила. Тело, которое познало все наслаждения, которые только может дать жизнь, не испытывает больше ничего. Последний отпрыск династии Флавиев, принесших мир всему миру, построивших Колизей, превратился в бездушную плоть, которая вскоре будет смердить и разлагаться и которой будет посвящено целых несколько строчек в трудах историков.
— За это тебя поджарят в Гадесе! — взвизгнул Сервилий, обращаясь к Петронию. — Предатель, убийца, грязная свинья!
Петроний встал, спокойно подошел к Сервилию и посмотрел ему в глаза.
— Я оставляю твои слова без последствий, Сервилий… Будем считать их случайной оговоркой. Успокойся… Иначе я буду вынужден приговорить тебя к тридцати ударам плетью.
— Нет! — Сервилий задыхался в бессильной ненависти. — Ты больше не…
Он намеревался сказать: «Больше не начальник гвардии», но вовремя одумался, осознав наконец, что остался в меньшинстве. Несколько десятков преторианцев враждебно уставились на него, ожидая приказа Петрония.
— Люций Сервилий, выслушай меня внимательно, — сурово сказал Петроний, приподняв кулаком подбородок центуриона. — Предупреждаю тебя последний раз. Ты должен молчать. Твои слова — это речь изменника. Не твое дело определять, кто эти люди, убийцы или нет. Приговор на сей счет вынесет Император Нерва.
— Император кто?
И тут Сервилий наконец-то понял весь ужас и все величие содеянного. Если Нерва уже занял место на троне, значит, в заговоре участвовал весь Сенат. Петроний мог повести за собой гвардию, но он не располагал влиянием в высших сферах аристократии. Стало быть, ему принадлежала роль исполнителя и не более того. Да и сенатор Нерва не мог привести весь этот сложный и громоздкий механизм заговора. Он был человеком совершенно иного склада. За ним никогда не замечалось особого честолюбия. Кто же является автором этого великого преступления?
Сервилий убедился, что все прошло как в отлично отрепетированной пьесе. Все актеры прекрасно знали свои роли. Некоторого беспорядка, разумеется не удалось избежать. Слуги и придворные, охваченные паникой, бегали по коридорам, издавая душераздирающие вопли, а среди преторианцев случались ожесточенные препирательства и ссоры, но в целом заговорщики были хозяевами положения.
Кто бы ни организовал этот переворот, он знал свое дело в совершенстве и привлек к участию в нем только тех людей, без кого нельзя было обойтись. Все было расписано как по нотам. Главное — удалось избежать гражданской войны. Верные Домициану легионеры были моментально окружены и обезврежены ценой всего лишь одной смерти. Последний Император династии Флавиев был устранен от власти очень хитрым и ловким способом, который трудно было назвать преступлением.
Глава 62
Весть о гибели Домициана облетела весь город. Чернь высыпала на улицы низших кварталов и неистово вопила: «Смерть тирану! Да здравствует свобода!» Толпы, сгрудившиеся вокруг здания Сената, получали сведения из первых рук и знали поэтому истинную картину событий. Люди поднимали вверх факелы, словно праздновали какую-то военную победу и провозглашали здравицы Императору Нерве. Вино лилось рекой, дома украшались гирляндами, блестели потные от жары и разгоряченные вином лица. Совершенно незнакомые люди обнимались и целовались. К храмам Юноны Фортуны спешили процессии римлян, тащивших с собой кто овцу, кто козу, чтобы этими жертвами возблагодарить богинь за избавление города от кровожадного правителя. Перед храмом Минервы как из-под земли вдруг возникла целая группа музыкантов и стала играть на своих инструментах. Скачущий ритм их барабанов можно было слышать даже за рекой — это был упрямый, своевольный голос анархии, заражавший всех своим свободным ритмом.
Тем временем во дворце Петроний полностью овладел положением и приказал всем удалиться из спальни, сделав исключение лишь для бывшей няньки Домициана, выносившей его в младенчестве на руках. Эта пожилая греческая рабыня по имени Филия оказалась единственной из всех близких покойному Императору людей, кто изъявил желание приготовить тело к погребению.