…Карен, Тед, Метт, Сьюзи и я погрузились в большую моторку, установили сигнальную консоль на скамье, отбросили сеть, перекрывающую выход, и позвали Кеики. Он в нерешительности задержался у сети, словно собака перед дверью дома, где ее прежде встречали неприветливо. Мы медленно двинулись к входному каналу, а Кеики следовал сзади, послушно подплывая к подводному излучателю звука, едва мы включали отзывной сигнал. Когда лодка достигла выхода из лагуны, Кеики явно занервничал. Он отстал, а когда мы позвали его, неохотно приблизился, но тут же отплыл назад в лагуну. Я выключил мотор и подзывал его до тех пор, пока не увидел, что он как будто успокоился. Тогда мы снова включили мотор и медленно вышли в открытую бухту Канеохе.
Кеики следовал за нами, пока мы не отошли от лагуны метров на триста-четыреста, а тогда внезапно метнулся в сторону, нырнул и исчез из виду. Мы тревожно смотрели по сторонам. Секунды шли, а Кеики не появлялся. У меня мучительно сжалось сердце при мысли, что мы потеряли нашего ласкового Кеики, с которым работали так долго и хорошо. Затем Тед и Метт увидели его – он быстро плыл вдоль самого рифа, но уже за входом в лагуну, который, по-видимому, искал. С одного взгляда я понял, что он в панике. Не зная, расслышит ли он наш сигнал сквозь толщу воды, через сотни разделяющих нас метров, я нажал на кнопку. Кеики остановился точно ударившись о камень, повернул и поплыл к нам. Когда он, резко выдыхая воздух, добрался до подводного излучателя звука, у него в буквальном смысле стучали зубы и были видны белки глаз. Мы знали, что все это признаки страха, точно так же, как у людей. Кеики был охвачен ужасом, и тем не менее вернулся к нам.
– На сегодня хватит, – твердо сказал я. Мы повернули и осторожно повели Кеики назад в лагуну. Очутившись в ней, он ликующе пронесся по всей ее длине и принялся кружить около нас в тесных пределах своего вольера, не меньше нас радуясь, что благополучно вернулся домой.
На причале мы отпраздновали это событие общей пляской, осушая за здоровье Кеики стаканы апельсинового сока. Теперь Кен решил, что эксперименты по изучению скорости следует проводить именно в отрытом море. И раз уж дельфин остается с нами, а не уплывает навсегда, можно будет выяснить еще много всякой всячины. Да, можно! Можно!
В калифорнийском НОТС тоже рассматривалась возможность выпустить дрессированного дельфина в море, и примерно тогда же, когда мы отправились на эту короткую прогулку с Кеики, они ненадолго выпустили в море ручную самку в сбруе с привязанным буйком. Она не перепугалась, как Кеики, однако ей очень мешал буек. Тем не менее она не пыталась уплыть от них, и они тоже усмотрели в этом залог самых разнообразных будущих исследований.
Итак, решено было продолжить изучение скорости в открытом море, на более длинной дистанции, используя быстроходный катер, чтобы заставить Кеики плыть побыстрее. Жорж и Лео установили линию буйков под берегом Кроличьего острова – вулканической скалы, которая торчит из моря прямо напротив Парка. Помню, много говорилось об удобстве работы с «подветренной стороны» Кроличьего острова, но беда в том, что никакой «подветренной стороны» у него не оказалось и волнение бывало там порядочное. Для Кеики соорудили просторную клетку из проволочной сетки, в которой у него было достаточно места для поворотов, чтобы не царапаться и не ушибаться об ее стенки среди волн. Отрегулированную кинокамеру для съемки проплывов установили на крутом склоне Кроличьего острова. Для съемок прилетел из Калифорнии сам Том Лэнг, зачинатель этого эксперимента, – высокий добродушный человек с неторопливой речью.
Возможность иногда отложить мел и логарифмическую линейку, чтобы, например, улететь на Гавайи и поиграть с дельфинами, – вот одна из радостей труда ученых. Но вряд ли уж такая большая радость – день за днем сидеть, примостившись на раскаленных солнцем камнях Кроличьего острова где-нибудь на обрыве среди вопящих морских птиц и их помета, щуриться в видоискатель и слушать по радио, как мы внизу действительно получаем массу удовольствия. Однако Том держался бодро, а его присутствие гарантировало максимальную точность съемок, без чего вся наша сложная работа пошла бы насмарку.
Кроме Тома и его группы в первый день в работе участвовали Жорж и Лео, фотокорреспондент и специалист по подводной фотосъемке, ну, и, разумеется, Кен и еще я. В течение недели экспериментов в открытом море я была дрессировщиком – такой интересной и в то же время такой выматывающей недели мне, пожалуй, ни до, ни после пережить не пришлось.
После первой ночи, проведенной в море, Кеики нам как будто очень обрадовался. Вид у него был нормальный. Мы привязали нашу моторку к клетке, где волны беспощадно подбрасывали ее и мотали весь день – не очень-то удачный причал. У обоих фотографов (бедняги!) тотчас началась морская болезнь. Я и сама легко ей поддаюсь, особенно в маленькой пропахшей бензином лодке, которая пляшет на одном месте, но я заранее приняла таблетку бонина, средства вроде аэрона, а кроме того, за всеми хлопотами мне было не до тошноты. Кен схватил ведро с рыбой, прыгнул одетый за борт и подплыл к клетке поздороваться с Кеики. Кеики радостно резвился возле него, взял несколько рыбешек, послушно подплывал к сигнальному зуммеру, который мы подвешивали в разных концах клетки, и был как будто вполне готов начать работу.
Несмотря на волны, Кеики без всякого труда избегал жестких проволочных стенок клетки, чего нельзя было сказать о нас: дня через два мы все ободрали кожу на пальцах, исцарапали колени и покрылись синяками и ссадинами. Одежда, правда, помогала, но мало, зато она хорошо защищала от солнца. Вода была настолько теплой, что раздеваться не имело ни малейшего смысла. Рубашка с длинными рукавами, тренировочные брюки и широкополая шляпа, сухие или мокрые, были совершенно необходимы. Загар – вещь приятная, но два-три дня работы в море под гавайским солнцем без какой-нибудь защиты уложат вас в больницу, даже если вы еще раньше успели как следует загореть. Несмотря на все меры предосторожности я чуть ли не месяц мучилась с жутким солнечным ожогом на губе, там, где свисток, который я буквально не выпускала изо рта весь день, стирал крем против загара – если я, конечно, вообще не забывала его накладывать.
Подъехал Лео на катере, буксируя сигнальный аппарат, я перебралась к нему со свистком и ведром рыбы, и Кен махнул, чтобы Кеики выпустили из клетки. Стенка клетки быстро опустилась, и в море вылетел новый Кеики, уверенный в себе, счастливый Кеики, который словно бы прекрасно понимал, что происходит. Он нанес визит доктору Норрису, висевшему на клетке снаружи и испускавшему одобрительные вопли. Затем, когда я включила отзывной сигнал, Кеики восторженно помчался к катеру и послушно сунул нос в излучатель. Потом он познакомился со специалистом по подводной фотосъемке, который, как это обычно бывает, сразу справился с морской болезнью, едва покинул поверхность моря и обосновался под ней.
Мы завели мотор и, таща за собой аппарат, пошли вдоль линии буйков, а Кеики последовал за нами, начав первый из многих и многих проплывов. Вот как писал об этом Кен:
На протяжении опытов дельфин держался вблизи одной из лодок, даже когда отзывной сигнал был выключен, и ни разу не отплыл дальше, чем на 90 метров. После первого дня процедура стала почти механической, и за тем, чтобы удерживать животное вблизи лодки с помощью сигнала, практически никто не следил. Услышав отзывной сигнал (который подавался портативным излучателем, подвешенным в глубине клетки), дельфин возвращался в плавучую клетку и позволял закрывать дверцу без каких-либо попыток вырваться из нее (Norris K.S. Trained Porpoise Released in the Open Sea. – Science, 147, No 3661, Feb. 26, 1965, 1058—1060).
Мы убедились, что Кеики нравится гоняться за катером, как собакам нравится гоняться за кошками. Стоило нам завести мотор, и он уже мчался к нам по волнам. Иногда он плыл у носа, а иногда обгонял нас и уходил вперед, но чаще всего занимал позицию позади нас и чуть сбоку, прямо в кормовой струе, с неподражаемым изяществом прыгая с гребня на гребень. Просто сердце начинало щемить при виде того, как это дикое грациозное животное, абсолютно свободное, по доброй воле и с видимым удовольствием сопровождает нас, стремительно летя среди синих волн со всей скоростью, на какую оно только способно.