Когда машины миновали Усово, водитель почувствовал, что с пассажиром что-то не в порядке.
– Скорость сбавить, Михаил Сергеевич? Нехорошо вам?
– Нет, нет. Все нормально.
Горбачёв мучился не столько физическим недомоганием, сколько тем, что действующий Генеральный секретарь, который должен дать дуба ещё десять дней назад, не только не скончался от эмфиземы, но и внезапно почувствовал себя значительно лучше. Кроме того, дошли слухи, что КГБ усилило охрану Черненко, и вот уже 12 дней за ним наблюдает врач, к которому прикреплена вся семья Черненко. Врачи ЦКБ, в палату не допускались. Щасов пытался скандалить по этому поводу, но в Политбюро ему дали понять, что скандалы такого рода могут довести его до разбирательств. Председатель КГБ пообещал, что если что, то можно начать повторное расследование смертей всех высокопоставленных деятелей, ушедших за последние несколько лет.
– Может быть мы ничего и не найдём, – сказал Чебриков, – но жизнь у вас, товарищ Щасов, лёгкой не будет. Это я могу обещать со всей большевистской прямотой.
Щасову оставалось только надеяться, что до проверки всё-таки не дойдёт.
«Врёшь, Константин Устинович, – подумал про себя Горбачёв. – Никуда ты от меня не денешься. Не сегодня, так завтра... не завтра, так через месяц».
В обычной текучке день прошёл незаметно.
Вечером, когда Горбачёв уже собрался уезжать, в кабинет к нему зашел заведующий отделом ЦК, Лигачев. Влияния у него побольше, чем у какого-либо другого члена Политбюро – зав отделом организационно-партийной работы. Если коротко – кадры. Кадры решают всё, как заметил когда-то в стародавние времена один усатый диктатор.
Егор Лигачев – по возрасту старше, и это давало ему право «наставлять молодого» секретаря ЦК. Тем более, учитывая его роль в работе с кадрами партаппарата.
– Михаил Сергеевич... Поговорим?
– Егор Кузьмич... Конечно! – Горбачёв привычно демонстрирует радушие. – Всегда рад поговорить со старшим товарищем. Чаю будете? У меня тут вот сушки...
– Нет, воздержусь... – Лигачев, демонстрируя деловитость, почти сразу перешел к делу.
– Тут Рыжков заглянул...
– И? Николай Иванович вас чем-то напугал? – в голосе Горбачёва слышится лёгкая ирония.
– Меня-то ничем не напугаешь, – не принял шутливого тона Лигачёв. – А вот Рыжков... Он прямо бледный какой-то. Говорит, вы собираетесь фонды резать на Сибирь и Урал.
– Егор Кузьмич. Ну не надо из мухи слона делать. Кто я такой чтобы резать утвержденные уже фонды... – Горбачёв улыбнулся, но, в то же время, посмотрел в глаза нежданному гостю, каким-то цепким взглядом.
Он вдруг понял... они боятся, что он начнёт проталкивать интересы своего Ставрополя и вообще Юга. Да... если в мире и есть что бесконечное, то это глупость людская.
– Николай Иванович сам не понял, испугался больше, – сдал назад Лигачев.
– Да я уж понял. Кстати, Егор Кузьмич. У вас с Новосибирском связи остались?
– Как не остались, работал я там, только потом в Томск перебросили, Михаил Сергеевич. Помнить меня там должны. Много добрых дел вместе...
– Припоминается мне, что в Академгородке работает какой-то Глушков. Он, вроде бы, продвигал идею автоматизированной системы управления.
– Нет. Глушков он в Киеве... жил. Помер. Два года как. – Лигачев заинтересованно подался к собеседнику, – а систему его того... признали несвоевременной. В Новосибирске есть академик Ляпунов, но он на оборонку трудится, его вояки руками и ногами держат. Не отпустят ни за что.
– Вот же я в лужу сел... – сокрушённо покачал головой Горбачёв. – С нашей работой некогда за новостями науки следить. А надо... Ведь сколько времени тратим на переписку, на справки. Штат не увеличивают, а работы все больше и больше.
– Это да, – согласился Лигачев. – Даже ставки технических работников не дают. Как мы экономический отдел пробивали, с каким боем...
– Так может пойти по пути технического прогресса. Автоматизация. Хранение данных. У вас там целые институты, поговорите с людьми. А то ведь работать невозможно.
***
После обеда в кабинет Горбачёва постучался Рыжков.
– Михаил Сергеевич... – как-то робко проблеял он. – Сказать хочу...
– Ну?
– Тихонов имеет на вас зуб.
– Это как понять?
– На ближайшем Политбюро он намеревается выступить против вас.
Горбачёв снял очки и начал их тереть бархатной салфеткой. Потом снова водрузил на нос и впился глазами в посетителя.
– Откуда знаешь?