7[Б.Г.4] . ПИСЬМО ПОЗВАЛО В ДОРОГУ
Уже на подлёте к Тбилиси почти весь экипаж борта 65798 почувствовал себя неважно. Горгадзе и Кабачников ощутил внезапный приступ дикой головной боли, сопровождающейся тошнотой и общим недомоганием. У Илико Томашвили – начали болеть суставы на руках и ногах. Света Орлова мучилась от зуда как раз той руки, что подверглась облучению. Только бортмеханику повезло, в момент прохождения луча через кабину пилотов он выходил в салон и остался невредим.
Хуже всех пришлось командиру экипажа Виктору Гоциридзе. Луч прошёл через его туловище от правого плеча к левому бедру. Возможно, сказалось и то, что он уже в солидном возрасте, всего год до полной выслуги остался. Два десятка лет в небе для организма даром не проходят. Наверное, поэтому голова у него болела так сильно, что сразу по сдаче рейса, Гоциридзе отправился к айболитам. Откуда его на скорой отвезли в госпиталь УГА[61] с мигалкой и сиреной.
Увидев такое развитие событий, Юра Кабачников решил, что чувствует себя не настолько плохо, чтобы так подставляться. Отстранение от полётов с последующим увольнением по здоровью ему совсем не нравилось. Он решил, что ещё достаточно крепок, и что лучше отлежаться положенные послеполётные сутки. Тем более что по графику полагался двухсуточный перерыв в полётах.
И в самом деле, за два дня покоя ему полегчало, и Юрий уже подумал, что зря волновался. После госпитализации Гоциридзе, он становился КВСом. А это и зарплата выше, и вообще, переход на ступень выше в карьере.
Внезапно в памяти всплыл старый случай, что чуть не поставил на ней жирный крест. Тогда летал он на Ан-2 и, в его «Аннушку» врезался огромный орел, разбив остекление кабины, стеклами сильно поранило лицо Юрию. Кровь залила всю кабину, в том числе и приборная доска, но все-таки ему удалось посадить машину. Тогда он хоть и пережил мощнейший стресс, но всё-таки остался в авиации.
Прибыв на АДП, Кабачников сразу получил от начлёта указание отправляться на обследование в тот же госпиталь, куда отвезли его командира.
– Тебе жизни пассажиров доверены! – сказал сердито Георгий Кавтарадзе, отвергнув уверения Юрия, что он абсолютно здоров. – Здоров, здоров... Бортмех ваш тоже говорил, что здоров, а сегодня его оп-па и госпитализировали. Орлова тоже звонила, говорит, в больничку надо ей, что-то там по женской части. Только ты и Мурман остались. Мне проще весь экипаж заменить, чем вас куда-то всовывать. Так что отставить разговоры! Хватай Гвенетадзе и марш в госпиталь. Без справки о полном обследовании я тебя к полётам не допущу.
Юрий недовольно дёрнул плечом и двинулся на поиски штурмана.
– Да, чуть не забыл, – крикнул ему в след начальник. – Как с врачами закончите, мухой к Петрову, рапорта писать. Всё равно этот кадр из первого отдела с тебя не слезет.
В госпитале всё шло своим чередом, пульс, температура, давление, кардиограмма, энцефалограмма и прочее по списку. Когда из ЭКГ, чуть запинаясь, выползла бумажная лента с синими и красными линиями работы сердца, вся кардиология сбежалась посмотреть уникальный рисунок. Ещё бы! Ведь вместо обычного зубчатой пилообразной картинки самописец аппарата выдал синусоиду. Такого в госпитале никто не видел.
Ещё интереснее стало, когда такую же картину получили и Гвенетадзе. Тоже синусоида!
– Дорогой вы мой Юрий Исаакович, – с сожалением в голосе сказал главврач госпиталя УГА ГССР. – С такими показателями вас к лётной работе допускать никак нельзя.
– А что со мной? – спросил Кабачников.
– Вот это нам и предстоит узнать. Положим вас сейчас на обследование в стационар. Сдадите все анализы, мы их изучим, проанализируем, составим план лечмероприятий. Всё как обычно, – Главврач сочувственно похлопал по плечу расстроенного лётчика. – Не надо расстраиваться. Может быть, всё не так уж и плохо, мы же пока не знаем.
Он ободряюще похлопал по плечу расстроенного пилота.
***
К сожалению, доктор ошибся. У экипажа дела обстояли далеко не лучшим образом. Кабачников обследовали сначала в Тбилиси, потом в Киеве. Затем Центральная врачебно-летная экспертная комиссия МГА пыталась разобраться со странными показателями. Потом снова в Тбилиси, но уже в радиоиммунологическом центре и в Институте кардиологии. Наконец, ВЛЭК выдала диагноз миокардиодистрофии и признала Ю. И. Кабачникова к летной работе негодным.
Плохо ещё и то, что медкомиссия не посчитала, что заболевание развилось под влиянием особенностей свойственных данной профессии, или условий труда, специфичных для данного вида трудовой деятельности. В списке профессиональных заболеваний такого заболевания просто не оказалось, а это означало, что пенсия по инвалидности ему не положена.