– Нет, не все. Кто просил вас передать это?
– Сеньор, я не должен с вами…
Хенрик не сводил с него тяжелого взгляда. Толстяк отвел глаза.
– Он дает иногда мелкие поручения: звонит и дает указания. Деньги кладет в абонентский ящик на почте. Он меня зацепил, понимаете? Та девчонка – у нас ничего не было: она принесла мне посылку, захлопнула двери за собой и тут же начала визжать. Должно быть, ей заплатили. Думали, я богач какой – денег им дам. А я простой продавец… Она кричала, что я ее домогался. Платье себе разорвала. Меня били в полиции. Соседи называли меня извращенцем…
– С этими бабами всегда так, – кивнул Хенрик. – Ближе к делу. Кто он?
– Он просит называть его сеньором Арго. Знаю, странное имя.
– Где вы живете?
– Я не понимаю, что…
– Дайте ваше удостоверение. – Хенрик требовательно протянул руку.
– Нет-нет, сеньор, мы не встречаемся дома, – торопливо проговорил курьер. – Только через почтовый ящик. У меня больная мама, ее нельзя тревожить. Все эти выстрелы, крики – она очень волнуется…
– Эрнесто Спиро, – прочитал Хенрик на карточке. – Не лгите, Эрнесто. Он приходит к вам на работу, ведь так?
– Прошу вас, сеньор, меня уволят!
– Вы сказали, что работаете продавцом. Где именно? Вы не похожи на торговца кастрюлями.
– Я продаю мебель. Магазин на углу Толедо и Армасто.
– Как он выглядит?
– Обычный магазин, одна дверь, вывеска…
– Человек! Как он выглядит?
Толстяк сник. Хенрик покрутил в пальцах его удостоверение.
– Слушай, сволочь, у меня не то настроение, чтобы шутки шутить, я тебе сейчас колени прострелю, – сказал он злобно, больше не стараясь сдерживаться. – Знаешь, что это такое – когда тебе простреливают коленную чашечку?
Глаза у толстяка начали закатываться.
– Считаю до трех, – Хенрик стиснул его запястье так, что побелели пальцы.
От боли связник пришел в себя. Зашептал сбивчиво:
– Он… респектабельный. Настоящий джентльмен. Белый. Прямая спина. Невысокий. Отпустите руку!
– Дальше. Какого цвета глаза? Какие украшения носит?
– Глаза… не знаю, он носит темные очки. Волосы короткие, на лбу залысины. Он такой… солидный, вот! Голос глухой. На левой руке большое кольцо, кажется, из платины; должно быть, дорогое – я не разбираюсь в драгоценностях. Иногда он оставляет конверт для своего знакомого. Когда он приходит, хозяин с ним здоровается – у них какие-то свои дела. Можно я уйду, сеньор? Я ведь вас не знаю, не знаю кто вы и откуда. Я простой продавец, сеньор.
Хенрик бросил удостоверение на стол.
– Идите.
Толстяк жадно схватил цветной квадратик, едва не опрокинув запотевший стакан с пивом.
– Вы ведь не из секретной службы, сеньор? Мне вас точно описали – глаза, шрам… – заволновался он.
– Идите, пока я не передумал.
– Хорошо, сеньор. Всего вам доброго. – Толстяк попятился и почти бегом выскочил вон.
Хенрик быстро проверил адрес по трехдневному списку. Есть. Номер двадцать, мебельный магазин. Сосущее чувство тревоги понемногу отступало. Всего лишь обычный курьер. Одноразовый, наверное. Даже наверняка одноразовый. Чип исправно подтверждал соединение со спутником слежения, никаких экстренных циркуляров не поступало. То, что за два года к помощи курьеров штабная группа не прибегала ни разу, ничего не означало. Все когда-то случается впервые. Начальству виднее.
Жесткая салфетка норовила сбиться на сторону. Хенрик с раздражением скомкал ее и отшвырнул вилку. Еда была отвратительной.
Официант и бармен взирали на него с откровенной опаской.
Выскочив из ресторана, оставив за спиной пару кварталов и убедившись, что его не преследуют, толстяк сделал звонок.
– Сеньор Арго? Это я. Я его нашел. Шрам, глаза – все как вы сказали.
– Передали?
– Да, конечно.
– Молодчина. Теперь переходите ко второй части. И не волнуйтесь. Пять тысяч на дороге не валяются, верно?
– Да, конечно, сеньор Арго. Уже иду, – произнося эти слова, он постепенно успокаивался. Он всегда успокаивался при упоминании денег. Он посомневался, стоит ли говорить про разговор в ресторане, но быстро решил, что нет, не стоит. Кто знает, вдруг сеньор Арго решит уменьшить вознаграждение?
– Видите, ничего страшного. Все, как я говорил, верно, дружище? – глухо хохотнув, голос исчез. Абонент разорвал связь.
Где-то далеко тихо щелкнул утилизатор, принимая в себя крохотную пластинку коммуникатора. Беззвучная вспышка, и человек прилепил к шее новое устройство.
Хенрик вышел из ресторана и двинулся вниз по улочке, изредка проверяясь, – привычка. Он провожал оценивающим взглядом моторизованные группы Альянса на бронемашинах «Стэнли»; обходил, смешиваясь с толпой, пикеты военных полицейских, облаченных в броню; на патрули опереточной армии Симанго – худых мальчишек, державших винтовки, словно дубины, – он не обращал ни малейшего внимания так же, как не обращал внимания на голодные глаза детей беженцев, наводнивших город, – в этом сволочном мире каждый должен уметь позаботиться о себе сам, и чем раньше, тем лучше.
От отмечал изменения, происходящие вокруг. Военных на улицах стало заметно больше обычного.
«Должно быть, это из-за того индюка, которого я завалил. Все-таки целый оберст», – подумал Хенрик. Настроение немного улучшилось. Как строителю было приятно видеть результаты своей работы, так и ему нравилось, когда после одного-единственного удачного выстрела на улицах этого клоповника поднималась суета. И все-таки – почему на улицах в основном военные?
Чуть позже он обратил внимание на то, что мобильные группы сосредоточены во всех ключевых точках города – у мостов, речного вокзала, на доминирующих высотах. Над домами барражировали вертолеты. Пара беспилотников расчерчивала небо белыми полосами.
На западной окраине началась перестрелка. Сюда докатывался только глухой рокот взрывов. Люди привычно прислушивались, определяя степень опасности. Успокаивались: далеко – неопасно. И шли дальше по своим делам.
7
Допотопный колесный джип – бронированное чудище, предоставленное телекомпанией, – пробирался по изгаженной улице. Неуклюжий и надежный механизм с огромными колесами. Заднее стекло помутнело и пошло трещинами от давней автоматной очереди; для пущей надежности к внутренним сторонам дверей были приделаны старые бронежилеты. Под задними сиденьями перекатывались и неприятно звякали пустые жестянки из-под водки – напоминание о вечно пьяном Смите из DMS, у которого на днях сломалась развалюха, так что пришлось захватить его с собой и до самой гостиницы выслушивать сальные намеки его оператора.
Хесус – оператор, водитель и охранник в одном лице – резко дергал руль, объезжая воронки и куски бетона. Случалось, машина проваливалась вниз, затем, шипя пневматикой подвески, резко задирала тупой нос – это Хесус, доверяя чутью, обруливал по выбоинам подозрительно ровный участок дороги, на котором не было привычных в местах скопления беженцев кучек дерьма. Ханна стоически переносила тряску. Она тоже предпочитала ямы минному полю. Эти западные окраины – настоящие лабиринты смерти, где стреляют все и во всех.
Выстрелы то затихали, то вновь начинали греметь, приближаясь. Время от времени шальные пули выбивали из стен серые облачка. Иногда дорогу перебегал, пригибаясь, вооруженный человек в пыльной ветровке или в полувоенной форме; упав на обочине за обломками автобусной остановки, человек провожал машину изумленным взглядом, точно увидев танк на детском празднике, но Хесус упрямо придерживался выбранного курса – они ехали в самое пекло.
Хесус был родом с этой планеты – с Фараджа, или с Хаймата, как ее называли боши. Далеко отсюда, в Куригу, у него остались жена и двое детей, во всяком случае, он регулярно перечислял деньги на их содержание. Конечно же, брак его был пустой формальностью – кто в здравом уме станет дожидаться человека, добровольно подставляющего голову под пули? Ханна знала, что Хесус работает на Симанго уже четвертый год. Она у него – пятый по счету корреспондент. Второй его подопечный слишком увлекался местным вином, глуша в себе страх смерти, и однажды, перебрав розовой жидкости, выскочил на обочину, не в силах терпеть желания отлить – прямо на усик мины-лягушки. Отметины на правой передней дверце – следы от той шрапнели. Первый корреспондент тоже продержался недолго. Как раз до момента, когда миротворцы внесли в холл гостиницы то, что осталось от оператора Кембриджского Национального Канала: обезглавленное тело без ботинок – сначала его разули и ограбили, а потом казнили через отсечение головы мусульманские бандиты. «С меня хватит», – так он сказал и был таков.