Лиллиан ничего не сказала в ответ на страстные речи Роба о ненависти и мести. Роб снова заговорил, его голос был приглушенным и нетерпеливым, уговаривающим. Кэми поняла, что он был из тех, кто считал молчание женщины обнадеживающим признаком.
— Вот видишь, дорогая, как я люблю тебя? Эти мелкие людишки посмели мечтать о ненависти, играть с огнем, способным обратить само солнце в пепел. Мои враги — это пыль, но, несмотря на это, я до сих пор их презираю. Все их мечты обратятся в прах, иначе моя месть не будет полной. Нет ничего сильнее моей ненависти, за исключением моей любви. Я бы мог отомстить и положить тебя в землю рядом с твоей семьей, как и весь твой драгоценный городишко, но я не хочу этого. Я хочу, чтобы ты была со мной, на моей стороне. Моя любовь спасла тебе жизнь. Моя любовь возвеличит тебя, ибо величие — есть мое предназначение, и я разделю его с тобой. Без тебя мое величие будет не полным. Ни одна женщина не была так значима для меня, как ты.
— Розалинда была для меня очень значима! — вспылила Лиллиан. — А чего ради мне будет интересна твоя точка зрения, когда ты наглым образом не считаешься с моей? Твоя любовь, твои обиды… важно только то, что касается тебя?
Положение было явно отчаянным: Лиллиан Линберн говорила это тому, кто испытывал куда больше сочувствия.
— По-моему, я ясно дал понять, почему мои претензии первостепенны, — холодно произнес Роб. — Я очень четко дал понять, что я превосхожу прочих. Время угождать твоим прихотям закончилось. Все, что я сделал — это ради твоего блага. Тебе пора это принять, и принять меня в качестве своего господина. Настало время тебе подчиниться.
— И я это сделаю, — неожиданно согласилась Лиллиан.
Даже Роб, похоже, удивился этому. Он умолк.
Лиллиан продолжила:
— Разве у меня есть выбор? Я сказала, что знаю, кого люблю. Я люблю своих сыновей. Ты сказал, что мне не безразлична власть, и ты был прав. Я не дура. Я вижу, что теперь вся власть у тебя. Я понимаю, что ничего не могу сделать, чтобы остановить тебя, единственное, что мне остается, — это надеяться, что ты сохранишь жизнь мне и тем, кого я люблю.
Роб прошептал:
— Я готов дать тебе еще больше. Мы будем жить вечно с нашими сыновьями. Я награжу тебя силой. Я сделаю тебя богиней среди женщин.
— Любопытно, — медленно проговорила Лиллиан.
Кэми услышала четкий и резкий стук ее каблуков по камню. Она услышала, как Роб шумно втянул ноздрями воздух.
— Предположим, я сказала бы тебе, что никогда тебя не любила. И никогда не полюблю. Что я доверяла тебе настолько, чтобы считать тебя достойным того, чтобы быть рядом со мной, и что я больше всего сожалею о том, что ты мог остаться с моей сестрой или с моими сыновьями. Я никогда тебя не прощу за смерти по твоей вине, и я буду ненавидеть тебя до тех пор, пока моря не обратятся в пустыни, если ты уничтожишь этот город. И я никогда добровольно не коснусь тебя, и мне будет ненавистно каждое твое прикосновение ко мне. Но я останусь с тобой, и буду верить в тебя, потому что мои сыновья — заложники моего хорошего поведения. Что бы ты сказал на это? Ты отпустишь меня, если я захочу? Или будешь держать взаперти?
— Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной, — сказал Роб, — навсегда.
Кэми услышала негромкий звук поцелуя. Она, как и Джаред, сидевший рядом, резко отвернулись, словно таким образом могли перестать это слышать. Кэми чувствовала, беспомощность и страдание Эша. Она потянулась и взяла Эша за руку.
— Что ж, — прошептала Лиллиан, — теперь я убедилась окончательно, что в твоей любви нет ни капли милосердия.
А потом раздался треск, словно та далекая комната была из фарфора, который раскололся на части. Кэми поняла, что Лиллиан раздавила ракушку в кармане, прежде чем они смогли еще что-либо услышать.
Теперь они знали, в чем состоял план Роба. Они услышали достаточно.
Они знали, что придется сделать все возможное, чтобы остановить его.
Глава Двадцать Первая
Девушка-репортер
В последний день перед весенним равноденствием, они спрятались в доме Прескоттов, как кролики в норе. Даже мальчики были спокойными, то ли от страха, то или просто притихли, чтобы лишний раз не тревожить Анджелу.
Из всех, Джон был единственным наиболее активным, и наиболее взволнованным. Он мерил шагами комнату, пребывая в состоянии беспомощности. Кэми хотелось бы, чтобы он чувствовал себя лучше. Она представляла, каково это, остаться единственным взрослым, наверняка он думал, что должен быть в состоянии все исправить. Она знала, что он винит себя в судьбе их мамы и Ржавого. Она знала, что он бы решил все за нее, если бы смог.
Ее отец всегда был молодым, веселым мужчиной. Она никогда не верила в него столь безоговорочно, как это делали мальчики. Теперь она понимала лучше, чем когда-либо, что можно хотеть сделать все правильно, стараться из последних сил и потерпеть поражение. Она смотрела, как он шагает туда-сюда, на его усталое лицо, на морщины, которых еще не было до наступления зимы, и любила его больше, чем прежде.
Колокола в реке вновь зазвонили, отмеряя часы, эхо их перезвона заполнило поля. Колокола плакали по городу, и этот отчаянный плач стоял у Кэми в ушах. В ночи не было иных звуков, пока вдруг не раздался стук в дверь. Папа схватил Томо и прижал его к себе.
Дверь в гостиную была открыта. Длинный коридор хорошо просматривался. Входная дверь распахнулась. В дверном проеме стояла Лиллиан Линберн.
— Я пришла сразу же, как только он уснул, — сказала она.
Джаред и Эш неожиданно повскакивали со своих мест и бросились со всех ног к ней. Эш, добравшись первым до нее, сгреб Лиллиан в объятья. Джаред в нерешительности отпрянул. Лиллиан сама схватила его и притянула к себе. Она обняла их головы и прижала к своим плечам.
— Я пошла с Робом, чтобы узнать о его планах и спасти ваши жизни, — объяснила Лиллиан. — но я должна была вернуться. Я боялась, что вы не услышите сообщение, что я вам отправила, и решите, что я перешла на его сторону.
— Да мы ничего подобного и не думали, — сказал Джон. — Возможно, это ускользнуло от твоего внимания, Лавиния, но ведь ты не то чтобы очень проницательный человек.
— И мы все слышали, — добавила Кэми. — Спасибо. Приятно было узнать.
— Приятно узнать, что этот мерзавец собирается стереть наш город с лица земли? — спросила Лиллиан.
Кэми, мягко говоря, удивилась — она ожидала, что Лиллиан скажет «мой город».
— Да, — ответила Кэми. — Раз он собирается это сделать, лучше быть в курсе. Я всегда считала, что знание лучше неведения.
Даже если это означало, что вам придется кого-то остановить или умереть при попытке это сделать.
Вот почему она изначально захотела стать журналисткой: ей хотелось быть похожей на выдающихся деятелей прошлого, черпающих силы в словах. Она хотела быть похожей на Нелли Блай[12] , которая притворилась душевнобольной, и раскрыла правду о том, что творилось за дверьми психиатрических больниц более сотни лет назад, или на Глорию Стайнем,[13] или на Нэнси Уэйк[14] . Она изучала биографии таких женщин. Она была так счастлива, когда нашла фотографию женщины по имени Комако Кимура, выступающей за избирательные права женщин, и прочла о том, как она начала издавать журнал под названием «Обновленная настоящая женщина». Ей нравилась идея распространения правды, подобно огню, когда одна зажженная свеча помогала зажечь другую, пока весь мир не оживал, и можно было все разглядеть ясно и четко.
«Ты уже знаешь, как хочешь провести сегодняшний вечер?» — спросил Эш, а раз он решил задать вопрос, воспользовавшись их ментальной связью, Кэми поняла, какой вопрос он на самом деле хотел задать: Ты знаешь, как хочешь провести наш последний вечер?
12
Нелли Блай американская журналистка, писательница, предприниматель. Одной из первых ее затей стала симуляция сумасшествия с целью попасть в женский сумасшедший дом на острове Блэкуэлл (ныне остров Рузвельта) для расследования жестокого обращения с пациентами клиники. Симулировав душевную болезнь и амнезию и обманув нескольких докторов, Блай добилась своего и провела десять дней в лечебнице, чтобы позже выступить с разоблачительной статьей об ужасающих условиях, в которых существуют пациентки лечебницы, об издевательствах персонала и о том, что часть пациенток явно попала туда по ошибке. Статья стала сенсацией и привела к тому, что положением в лечебницах такого рода заинтересовалась не только общественность, но и власти, существенно увеличив бюджет Департамента общественной благотворительности и исправительных учреждений.
13
Глория Мари Стайнем — американская феминистка, журналистка, социальная и политическая активистка, национально признанный лидер и представительница феминистского движения конца 1960-х и начала 1970-х.
14
Нэнси Грейс Августа Уэйк известная также по своему прозвищу «белая мышь» (англ. white mouse), — британский агент во Французском Сопротивлении, действовавшая во второй половине Второй мировой войны. Уэйк была одной из ведущих фигур в маки, наиболее крупном из французских движений вооруженного Сопротивления.