Она посмотрела на Джареда и увидела себя, такую, какой она нравилась себе больше всего — отражением в его глазах. Они остановились на мгновение, увлеченные друг другом, ее рука на его плече. Белый материал его рубашки промок насквозь, но кожа под льнущей к ней тканью излучала тепло. Она сгребла в кулак его мокрый рукав, притянула Джареда к себе и поцеловала его разомкнутые губы, ощутив весну и солнце, и волшебство, потоком пронесшееся между ними. Ей хотелось большего, но перед ними стояла цель. И ее нужно было достичь.
Она отпустила его рубашку, но сохранила в душе его тепло, когда зашагала через лес. Цветы расступались перед ней, флуоресцирующий свет танцевал в деревьях. С каждым ее шагом лес пробуждался; листья пели в унисон ее дыханию. Мелькнули яркий перламутр и слоновая кость: Кэми готова была поклясться, что увидела единорога.
Кэми улыбнулась и вышла на дорогу. Она ждала мотоцикл, урчание которого уже раздавалось в переулке.
— Помнишь, ты мне как-то сказала, что у тебя тоже был воображаемый друг? — спросила Кэми.
— Ага, — ответила Холл.
— По-моему, я видела принцессу Зельду, — сказала Кэми.
— Думаешь, ты видела принцессу Зельду? — спросила Холли, а затем рассмеялась. В ее смехе не было никакой насмешки. Кэми рассмеялась в ответ, и ее смех был полон неподдельной радости. — Тебя подвезти? Правда, боюсь, для принцессы Зельды места нет.
Кэми взобралась на байк позади Холли и тот, взревев, ожил. Она раскинула руки — перед ней лежал весь мир.
Джаред ощущал ликование Кэми, струившееся по нему. Он чувствовал ее и знал, что девушка с Холли, знал, что она огибает Разочарованный Дол, впитывая каждую каплю магии, что в нем имелась, дабы сделать ее своей.
И он знал, где его место во всем этом — он знал, кого он должен был спасти. Он заставил себя сосредоточиться на собственном теле, своем собственном окружении.
Он чувствовал Эша так же, как тот чувствовал только Кэми, и никого, кроме нее. Он ощущал его мысли в равной степени с чувствами. Он понял, что из себя представляет его душа. Он знал, что каждая душа соткана из неведомого материала, сияющего сотнями разных цветов.
Он сидел на земле, все еще держа ноги в холодной воде, увязнув одной рукой в мягкой весенней траве, положив другую на грудь брата, где билось его сердце.
«Вернись, — сказал он. — Ну же, вернись домой».
Домой. Не в Ауример, но к нему и тете Лиллиан. Джаред думал об Эше, который всегда тянулся к нему, несмотря на то, что всякий раз брат гнал его от себя. Самым лучшим в Эше было то, что он никогда не был завистником.
Глаза Эша распахнулись. Они были сейчас того же цвета, что и безоблачное небо.
— Нам нужно туда добраться, — сказал Эш. — Мы опоздаем.
— Ну же, — сказал Джаред. — Тетя Лиллиан уже там. Эмбер и Росс тоже. Мы Линберны или нет? Только не говори мне, что мы ничего не можем сделать. Давай пропустим «нужно добраться», давай будем уже там.
Он так и не отпустил руку Эша, когда они подняли себя из мягкой травы и спокойных вод, чтобы переместиться в центр города, оказавшись на Главной улице Разочарованного Дола.
Джаред посмотрел на шокированное лицо своего отца и в это же мгновение понял, что им нужно сделать — он увидел, как отец поднял руку, чтобы ударить его. Джаред почувствовал, как натянулся его шрам, когда его губы искривились в улыбке, но только улыбнулся шире.
— Не смей его трогать!
Марта Райт замерла в бурлящей воде и обломках, склонилась и подобрала один из булыжников, зажав его в кулаке. Женщина завела руку назад и бросила его что было сил.
Люди Разочарованного Дола наблюдали за тем, как властитель Ауримера отпрянул. По лицу мужчины ручейками стекала кровь.
Джаред опустил руку Эша и спешно пересек улицу, чтобы встать перед Мартой, сосредоточив в обеих ладонях всю свою силу. Которая стремилась к нему прямо из воздуха.
— Не смей к ней прикасаться, — сказал он.
Анджела кружила вокруг Рут Шерман, раскручивая цепь у себя над головой. Джаред видел тетю Лиллиан с отцом Кэми. Ее руки были полны света, и этот свет изливался на всех, кто находился в поле ее зрения. Он защищал, осенял. Она отдавала его, не оставляя себе ничего, чтобы защититься. Люди поворачивались лицами к свету, они поворачивались к ней.
А потом группу чародеев Роба внезапно охватила тревога.
— Ты убил моего брата? — неожиданно спросил Хью Прескотт. Громко, словно эти слова уже ждали несколько дней, когда же смогут обрести свободу.
— Что? — Голос Роба был резок. Он махнул рукой, будто вопрос был всего лишь надоедливой мухой. — Почему тебе приспичило спрашивать об этом прямо сейчас? Это было двадцать лет назад!
— Это его рук дело, — выкрикнул Джаред. — Он убил его. Я его видел. Он был замурован в Ауримере и пролежал там мертвым в течение двадцати лет. Если дать Робу сейчас волю, то он погубит весь город.
Роб обернулся к Джареду. Он был в ярости, но у него не было никакой возможности даже поднять руку. Потому что отец Холли, словно раненый зверь, издал громкий рев и обрушился всем телом на спину Роба.
Росс Филипс поднял руку, чтобы помочь своему лидеру, но Эмбер Грин перехватила ее и с силой опустила вниз. Элисон Прескотт побежала на помощь к мужу. И Дороти, городской библиотекарь, женщина, совсем не обладающая магией, побежала по воде, чтобы броситься на чародея, который попытался помешать Элисон Прескотт.
Сержант Кенн ударил Джареда по лицу: Джаред почувствовал, как у него лопнула губа. Рот наполнился вкусом крови. Он рассмеялся и ударил сержанта в ответ.
— Что это, народ, вы делаете, по вашему мнению? — требовательно спросила Рут Шерман. — И что вы, по вашему мнению, можете сделать?
Анджела перестала раскручивать свою цепь и врезала ею Рут Шерман по коленным чашечкам.
— Мы боремся, — сказала она. — Именно этому меня научил брат.
Это был кто-то из чародеев Роба, но не все, поднявшиеся против него. Это был кто-то из горожан, хотя и не все, высыпавшие на улицы, чтобы бороться с чародеями, не зная, что их ждет.
Это был хаос, но Джаред чувствовал, что это был хаос, светящийся надеждой, звук борьбы, приправленный перезвоном колоколов. Они все сплотились, чародеи и простые жители, виновные и невиновные. Они были разные, но объединились с внезапной решимостью, перед лицом опасности. Они не собирались сдавать свой город без боя.
Кэми с Холли понеслись к самой дальней окраине города, к полям и холмам, и разогнали облака. Везде, где бы они ни появились, оставался шлейф золота. Они прибыли в дом Роба Линберна, где были убиты его родители, в аббатство Монксхуд. Теперь этот дом казался Кэми не больше пятна на фоне пейзажа: залитый кровью, оставшейся неискупленной. Он не был частью города. Она так считала. Он не был частью дома, который она так любила.
Кэми крепко держалась за Холли, чувствуя, как ее смех отдается у нее в груди, и подняла свободную руку.
Лучи солнечного света сбежали с неба, подобно падающей звезде, и ударили по крыше приземистого темного жилища. Щели испещрили крышу зигзагами, не оставив без своего внимания и серый фасад дома. Щели расширились и впустили ветра, и дом разлетелся на осколки, как зеркало, не оставив после себя ничего, кроме пыли.
Кэми показалось, что она услышала шум, похожий на крик под водой. Может, это были жертвы Роба, жертвы всех Линбернов.
Никаких больше историй Линбернов, подумала Кэми. Теперь моя история такая же настоящая, как и их. Она больше никому не позволит сказать, что ее история менее значима, нежели чья-нибудь еще. Она хотела верить в это всем сердцем.
Джаред сказал, что Ржавый никуда не ушел, и он был куда больше прав, чем осознавал это. Кэми сразу должна была это понять.
Если Линберны могли получать силу из смерти, в равной степени, как и из жизни, то и она тоже могла. Если сила здесь имелась, то некоторая часть людей, из которой эта сила черпалась, тоже должна была остаться здесь.