- Нет, мы не должны всегда так жить, - заявил Туссен еще при знакомстве с Клодеттой.
Девушка обвела взглядом неказистые хозяйственные постройки и запущенные угодья фермы его отца и кивнула.
- Ты прав, - сказала она.
Сыграв свадьбу, молодые перебрались в Монреаль и поселились у Генриетты, матери Клодетты.
- Вот увидишь, - говорила Клодетта, - пройдет немного времени, и кузница, в которой ты сейчас работаешь, станет твоей. Потом ты купишь себе другую и еще одну, и еще, пока во всем Монреале не останется ни одной лошадки, не подкованной Монтамбо.
- Или одним из его подмастерьев, - засмеялся Туссен.
Клодетта часто и подолгу вела с мамой беседы о предстоящей жизни с Туссеном и о том, как обеспечить свое будущее. Страховых денег, оставшихся после смерти Жана Монтамбо, надолго не хватило бы, как и наследства, полученного Генриеттой от родителей. Нужно смолоду позаботиться о своих преклонных годах, учила дочку Генриетта.
- Туссен, ты и вправду не огорчен, что у нас не будет детишек? - в сотый раз спрашивала Клодетта.
Туссен любовно целовал жену.
- На кой черт нам тут сдались какие-то визжащие отродья? - отвечал он. - Нет, я ими сыт по горло. Дома у себя насмотрелся.
Однако молодые не успели прожить вместе и года, как Клодетта обнаружила, что беременна. Клодетта рыдала навзрыд и так часто падала в обморок, что Туссен всерьез опасался выкидыша, тогда как Генриетта напротив не скрывала, что ждет выкидыша как величайшего блага.
- Вы оба, похоже, с ума посходили, - пилила их Генриетта. - Неужто не знаете, к чему приводит кровосмешение между родственниками?
- Знаю, знаю, - отмахивался Туссен. - Только прошу вас, не нужно без конца напоминать об этом Клодетте.
- Можно и не напоминать, - мрачно говорила Генриетта, - она и так только об этом и думает.
Слезы Клодетты не просыхали, обмороки не прекращались, а Туссен жил в постоянном страхе из-за мрачных предсказаний тещи.
Вот в такой обстановке Клодетта и произвела на свет дочурку весом в пять с половиной фунтов* **Около двух с половиной килограммов.** . Приходский священник примчался из церкви Святой Марии крестить младенца уже через час после рождения - ведь было неслыханно, чтобы такие крохотные детишки выживали. Клодетта нарекла дочку Моникой и была убеждена, что малышка умрет еще до захода солнца.
Но Моника не умерла. Девочка росла пухленькой, розовощекой, с очаровательными черными кудряшками и без единого свидетельства, котрое указывало бы на проявление тревожных симптомов, развивающихся у детей, чьи родители состояли в близком родстве. Впервые в жизни у Клодетты, бывшей единственным ребенком в семье, появился предмет заботы. Любуясь прекрасной малышкой, Клодетта следила за ней с волнением, гордостью и обожанием.
- Это нас господь благословил, - говорила она.
- Тебе просто повезло, - сухо роняла Генриетта. - Учти, умный человек никогда не испытывает судьбу дважды.
- Да, мамочка, - покорно отвечала Клодетта.
Туссен же был счастлив, как никогда в жизни. Даровав жизнь Монике, его жена долгое время сама дышала на ладан, потом же, несколько месяцев спустя, обрела силы и не только поправилась, но даже расцвела точно роза. Она сбросила лишний вес, который набрала, вынашивая ребенка, и талия у нее снова стала тонкой и изящной, как у юной девушки. Глядя на прелестную женушку, Туссен испытывал непривычное волнение, и в чреслах его вспыхивало жаркое желание.
- Порой, когда я вижу, как смотрит на тебя твой муж, - делилась Генриетта с дочерью, - он напоминает мне необъезженного жеребца.
- Да, - кивала Клодетта, щеки которой тут же покрывались румянцем.
- Смотри, дочка, будь осторожна.
- Да, маман.
- Первые шаги малютка сделала, когда ей было девять месяцев от роду, и даже Генриетта признала, что это чудо. В тот вечер старая дама откупорила бутылку лучшего вина, чтобы отметить такое событие:
- Благодарение Господу - он даровал нам здорового ребенка.
Клодетта за ужином выпила два бокала вина и вдруг ни с того ни с сего лишилась чувств.
- Это от волнения, - сказал Туссен.
Генриетта внимательно всмотрелась в бледное как полотно лицо дочери, которую Туссен положил на диван.
- Держи карман шире, - бросила она в сердцах. - Проклятие!
- Что вы имеете в виду? - нахохлился Туссен.
Генриетта тяжело вздохнула:
- Ставлю лучшую двойку рысаков всего Монреаля, что моя дуреха опять понесла.
- О нет! - простонал насмерть перепуганный Туссен.
Но, увы, Генриетта оказалась права, и они снова прошли через все круги ада. Слезы, обмороки и жуткий страх преследовали Туссена днем и ночью, пока ему не показалось, что он начинает сходить с ума. Каждое утро по пути в кузницу он стал заходить в церковь Святой Марии и ставить свечку. Туссен никогда не отличался набожностью, но в тот день, когда Клодетта разрешилась второй дочкой - слабенькой и хрупкой, но вполне здоровой, - он сходил в церковь и поставил свечки перед ликом всех святых. Младенца нарекли Антуанеттой, и Генриетта вновь принялась поучать нерадивую дочку, как уберечься от столь тяжкого бремени.
Клодетта смиренно кивала и повторяла, потупив взор:
- Да, маман.
Она улыбалась, щеки пунцово вспыхивали, но год спустя на свет появился третий ребенок - уже мальчик, - которого окрестили Анселем. Малыш родился глухим. Роды были самыми мучительными, и Клодетта, так и не сумев от них оправиться, ушла из жизни, едва Анселю исполнилось шесть месяцев.
- Все из-за тебя! - кричала Генриетта на зятя. - Ей бы жить и жить все у нее было. Молодость, красота, прекрасный дом. Так нет же! Вам всего было мало, да? Вам нужно было плодиться, как кроликам. Ты только и думаешь о своих плотских утехах! Посмотри, что ты натворил, Туссен Монтамбо!
Туссен продолжал жить в доме Генриетты, работая в своей кузнице, в то время как на плечи Генриетты легла забота о детях. Прошло не так много времени, а Туссен стал замечать, что в детях произошла перемена - они уже чаще плакали, а Моника, прежде такая веселая, общительная и жизнерадостная, превратилась в замкнутого, раздражительного и вспыльчивого ребенка. А через год жизнь стала настолько невыносимой, что Туссен понял: если он хочет сохранить рассудок и спасти детей, нужно пойти на самый решительный шаг.