Арман Бержерон окончательно уверовал, что Моника Монтамбо - самая очаровательная девушка, которую он когда-либо встречал. К тому же она была прекрасно воспитана, держалась как настоящая леди и, Арман был уверен, безусловно девственница.
- И почему ты так в этом уверен, черт возьми? - спросил Армана его приятель Эздор Деблуа. - Мне немало рассказывали о девушках из Соединенных Штатов.
- Как тебе понравится, если я заеду тебе кулаком в зубы? - огрызнулся Арман.
- Не пори горячку, Арман. Я просто спросил, почему ты так уверен, что твою очаровательную Монику до тебя еще никто не откупоривал?
- Раз ты сам этого не видишь, значит, ты просто слепой осел, раздраженно заговорил Арман Бержерон. - Тебя развратили европейские шлюхи с их выпирающими коровьими грудями и готовностью раздвинуть жирные ляжки для любого желающего.
- Может, ты и прав, Арман, но я отдал бы недельное жалованье за то, чтобы одна из них сейчас оказалась здесь. Сегодня мой жар не остудила бы ни одна из этих набожных девственниц. Даже такой персик, как Моника Монтамбо.
Бац!!! - мелькнул в воздухе кулак Армана и Эздор опрокинулся на спину.
- Ты что, рехнулся?! - завопил он сплевывая кровь. - Я же только пошутил! Арман нагнулся и помог приятелю подняться.
- Извини, Эздор, - сказал он. - Понимаешь, я и в самом деле люблю ее.
- Тогда это я должен просить у тебя прощения, - ответил Эздор. - Я и не подозревал, что у вас так далеко зашло. Пойдем, я угощу тебя стаканчиком виски.
- Нет, - с неохотой отказался Арман. Я хочу зайти к Монике, а она не выносит запаха спиртного.
- О, тогда вам с ней не по пути, - ухмыльнулся Эздор. - Ты же у нас был первый выпивоха во всей Британской армии!
- Не беспокойся, - ответил Арман и рассмеялся. - Пройдет время и я ее перевоспитаю.
- Скольких отличных парней до тебя сгубили такие надежды!
- Поверь уж мне, - покачал головой Арман. - Вот увидишь, скоро она будет ластиться ко мне, как котенок.
- Верно, - кивнул Эздор. - Только не забывай, пожалуйста, дорогой друг, что из котят вырастают кошки, а кошки порой царапаются.
Манера, в которой Моника Монтамбо дозволяла за собой ухаживать, отличаясь внешней благопристойностью, сводила Армана Бержерона с ума. Во время прогулки, когда он пытался взять Монику за руку, девушка выдергивала ее, словно ужаленная. А однажды во время танца, когда распаленный близостью ее упругого тела Арман привлек Монику к себе и сжал в объятиях, она резко вырвалась и убежала в свою комнату. И потом еще долго не хотела с ним разговаривать.
- Что случилось? - спрашивал ее Арман. - Пожалуйста, ответь мне. Чем я тебя так обидел?
Моника, побелевшая как полотно, молчала.
Арман уже начал терять надежду, когда девушка наконец ответила:
- Я тебе не какая-нибудь уличная девка, с которой ты можешь распускать руки.
- Но, Моника, - взмолился Арман, - я же люблю тебя. Я только хотел обнять тебя и ощутить поближе. Я вовсе не хотел тебя обидеть.
В тот же вечер Генриетта преподала Монике новый урок.
- Черт побери, - сказала она, - да позволь же ему хоть немного тебя потискать. Или ты хочешь совсем оттолкнуть его? Верно, ты должна строить из себя недотрогу, но не до такой же степени!
И вот, когда Арман в очередной раз попытался взять ее за руку, Моника уже не стала противиться и вырываться. Более того, она позволила Арману легонько обнять ее за плечи. И даже не вздрогнула, когда он прикоснулся губами к ее волосам.
Она такая юная и робкая, думал Арман. Я не должен забывать, что она полная противоположность парижским девчонкам, которые готовы отдаться при первом же свидании.
Минуло еще два месяца, и Арман Бержерон предложил Монике руку и сердце, и Моника согласилась. В тот же вечер Арман навестил своего приятеля Эздора, сообщил ему радостную новость, и друзья отправились в ближайший бар и упились в стельку.
Ничего, скоро все переменится, думал Арман, опрокидывая в себя очередную рюмку виски. Уже совсем скоро. Я покажу ей, что такое настоящий мужчина. Будет лежать на спине, раскинув ноги, и молить, чтобы я поднес ей дружка.
- Дело в шляпе, - объявила Моника Генриетте. - Сегодня он предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась.
Генриетта радостно заключила внучку в объятия.
- Замечательно! - улыбнулась она. - Теперь мы должны все подготовить.
Время от помолвки до свадьбы - "жуткая тягомотина", как выразилась Генриетта. К тому же в это время случилось несколько неприятных событий. Так, Туссен прислал письмо, в котором говорилось, что Ансель вот-вот умрет, и дома требуется помощь Моники.
- Пусть это тебя не волнует, - заявила Генриетта внучке. - Я скажу Анри Перрону, и он им напишет.
Так она и сделала. По ее наущению адвокат написал, что Генриетта тоже очень больна и нуждается в постоянном уходе. Вокруг Анселя же - вся семья. Туссен Монтамбо не ответил, и когда Ансель умер, ровно за две недели до свадьбы Моники, Генриетта пожала плечами.
- Все равно это должно было случиться, - сказала она. - Раньше или позже.
Такие, как Ансель, долго не живут. Ничего, на небесах ему будет полегче, бедняжке.
- Что мне теперь делать? - спросила Моника.
- Ничего, - развела руками Генриетта. - Ты не должна ставить под угрозу свое благополучие. Не говори Арману ни слова. То, чего он не знает, не будет его мучить.
Но Моника не выдержала и отправила письмо своей сестре Антуанетте, а та, чистая душа, отписала в ответ, что рада была бы приехать в Монреаль на сводьбу, но, увы, это невозможно. Она и Туссен зарабатывали теперь деньги, чтобы прокормить всю семью, а Франсуаза, хотя и пошла работать на фабрику, получала пока слишком мало, и это было не в счет.
Она в ловушке, подумала Моника. Ее ждет такая же судьба, как и всех остальных.
Моника искренне сочувствовала Антуанетте, но внутри питала к сестре благодарность за то, что не оказалась на ее месте.
Ни один из Монтамбо так и не приехал в Монреаль на свадьбу Моники, тогда как Бержероны, напротив, прибыли всей семьей.
Зенофиль провозгласил тост за счастье внука и его молодой жены, сел на место и вдруг заметно содрогнулся.
- В чем дело, папа? - спросил Альсид.
- Ничего, все в порядке, - ответил Зенофиль. - Перепил, должно быть. Холодом вдруг проняло.