Едва ли кто-нибудь мог заметить некоторые необычные вещи на рождестве у Анжелики. Только Алана и Лесли да еще парочка остроглазых анжеликиных друзей заметили, например, что у рождественского ангела, стоявшего на верхушке дерева, было фарфоровое лицо, разрисованное от руки, и оно было точной копией лица Анжелики. Это сделал для нее один художник из Нью-Йорка, с которым она однажды провела три недели.
Было заметно, что гости, которые проходили в "более или менее открытый дом", были все одного типа. Это были люди, которые слишком много пили, обменивались женами и мужьями на уик-энды, покупали своим детям слишком дорогие подарки и которым на Рождество Евы было некуда больше пойти.
- Тебе не понравится эта вечеринка, дорогой, - сказала Лесли, когда Джино остановил машину напротив дома. - Я считаю, что мамины друзья - люди совсем другого круга. Но я хочу, чтобы она знала о нас. Я хочу, чтобы все знали.
Она подняла левую руку, и Джино засмеялся.
- Этот бриллиант почти не виден при дневном свете, - сказал он, нужно оставаться в темноте.
Он поцеловал ее руку, а затем палец, на который было надето его кольцо.
- О Джино. Дорогой, я так счастлива.
Он взял ее лицо в руки и нежно поцеловал.
- Я постараюсь, чтобы ты всегда была счастливой, - сказал он, - я это обещаю.
Она вздохнула и прижалась к нему:
- О Джино, я так тебя люблю.
- Наполовину сильней?
- В два раза сильней.
Они засмеялись. Это был секретный код, которым они всюду пользовались. Посреди огромной толпы они могли взглянуть друг на друга и один из них спрашивал: "Наполовину сильней?" - И ответ всегда был одним: "В два раза сильней".
- Нам лучше войти, - сказал Джино.
- Да. Я хочу застать Алану одну и сказать ей первой.
- А я бы лучше подумал, как уговорить твою мать.
Джино никогда не нравилась Анжелика. Он считал ее эгоистичной, поверхностной и небрежной по отношению к дочерям и, хотя он никогда не говорил этого Лесли, у него было чувство, что Анжелика точно знает, как он к ней относится. Сейчас он нервничал и побаивался предстоящей встречи с ней.
- Не глупи, Джино, - удивленно сказала Лесли. - Она будет рада до смерти. Мама всегда говорила, что замужество - единственный правильный путь для девушки.
- Хорошо, милая, - ответил он. Давай войдем.
Они постояли в холле, пока Лесли не удалось поймать глазами Алану и кивнуть ей.
- Привет, - сказала Алана, в черном платье и на высоких каблуках она выглядела очень привлекательно и немного старше своих шестнадцати лет. В руках она держала серебряную чашку, до краев полную грога. - Что с вами?
- Пойдем наверх. Я должна тебе что-то показать, - прошептала Лесли. Идем, Джино.
Они втроем пошли в спальню Аланы и Лесли, и, как только дверь закрылась, Лесли закружилась и крепко обняла Алану.
- Мы обручились! - сказала Лесли. - Посмотри!
Она подняла руку, чтобы Алана увидела кольцо, искрящееся у нее на пальце.
- О, Лесли. Я так рада.
Алана крепко обняла Лесли, а затем подошла к Джино и положила руки ему на плечи.
- Мне не надо говорить, как тебе повезло, правда? - сказала она, и глаза ее были полны слез.
Джино поцедлвал ее в кончик носа.
- Нет, тебе не надо говорить, как мне повезло.
Алана повернулась к Лесли:
- Ты собираешься сказать Анжелике?
- Конечно, - ответила Лесли.
Алана быстро взглянула на Джино, который ответил ей таким же взглядом.
- Не делай этого, Лесли, - сказала Алана. - Не говори ей.
- Ты с ума сошла? Конечно, мы ей скажем. И прямо сейчас. Идем, Джино.
- Подожди, - сказала Алана. - Пожалуйста, подожди, Лесли. Не говори ей.
- Алана, что с тобой, в конце концов? Она моя мать и я хочу сказать ей.
Алана пожала плечами:
- Тогда иди. - Она вздохнула и вышла из спальни следом за Лесли. Что касается меня, то я хочу еще грога. И вы бы тоже лучше выпили.
- Привет, детка, - воскликнула Анжелика, когда Лесли подошла к ней, держа Джино за руку. - Счастливого Рождества и выпей немного грога.
Анжелика была чуточку пьяна и Лесли почувствовала себя неловко. Будучи навеселе, сначала Анжелика проявляла большую нежность к дочерям, называя их "детка", "любимая", "дорогая". Затем наступала вторая стадия, когда она станвоилась очень величественной и очень англичанкой. Тогда она пыталась говорить с английским акцентом, и на этом этапе все, включая Алану и Лесли, становились ниже ее и были недостойны ее внимания. Когда Анжелика выпивала столько, что становилась англичанкой, она становилась очень царственной, и казалась себе настоящей принцессой, не подозревая о насмешках своих друзей и о том стыде и смущении, которое испытывали ее дети.
- А кто этот божественно красивый мальчик? - спросила Анжелика.
Слова "божественно красивый" были произнесены преувеличенно растянуто и Лесли почувствовала, что бледнеет.
- Мама, - сказала она, стараясь говорить спокойно и чтобы ее было слышно на фоне шума в гостиной. - Ты помнишь Джино, правда? Джино Донати. Ты должна помнить.
Анжелика уставилась на Джино.
- О, конечно, дорогая. Джино. Один из твоих дружков.
- Мама, - в отчаянии прошептала Лесли. - Мама, пожалуйста. Послушай меня. Мы с Джино обручились.
Анжелика поставила свою серебряную чашку.
- Извини?
Ее лицо было спокойным, за исключением поднятой левой брови, и Лесли с ужасом, охватившим все ее существо, поняла, что ее мать сию минуту превратится в Англичанку.
- Мы обручились, - повторила Лесли. - Мы с Джино собираемся пожениться.
Анжелика откинула назад свою белокурую голову и засмеялась. Лесли дрожала, рука, которую держал Джино, стала влажной. Она смотрела на прекрасную белую гладкую шею, дрожащую от смеха, и вдруг увидела красную полосу, искажающую эту восхитительную белизну.
- Идем, милая, - сказал Джино. - Сейчас не время и не место для разговора.
Алана встала рядом с Лесли и Джино, а Анжелика все продолжала смеяться.