Спать легли рано, часов около одиннадцати. Константин Иванович сказал, что, ежели завтра будет приемлемая погода, они с Лешей уйдут на Неприветливое, а Саше будет дана последняя попытка запустить лодочный мотор.
23 августа
Погода с утра просто замечательная: ветер стих, на небе ни тучки, вовсю жарит солнце, и Константин Иванович передумал.
— На Неприветливое идем все втроем, — твердо сказал он и смущенно добавил: — В последний раз. Все там закончим, втроем-то, поди, сумеем. А потом вернемся и будем лагерь сворачивать.
— Ура! — закричал Петька. — И поплывем на север!
— Да нет, — покачал головой Константин Иванович, — теперь уже, пожалуй, на юг.
— Как на юг?! — едва ли не хором воскликнули мы.
— Километрах в шести-семи отсюда к югу есть хорошие выходы угля, а у нас всего два мешка угля осталось да немного дров. Когда нас вывезут — неизвестно...
— Как неизвестно, — удивился Петька, — мы вертолет на какое число заказывали?..
— Это ничего не значит, — отмахнулся от него Константин Иванович. — А на носу серьезные холода. Да, судя по карте, и избенка там имеется... Ну и на Суровое оттуда ходить проще...
— Как на Суровое? — поперхнулся Леша.
— А вот так, — сказал Константин Иванович. — И нечего рассуждать. Пошли помаленьку.
Днем, когда озеро немного утихомирилось, поехали мы с Петькой проверять наши сети. Однако попытка эта оказалась неудачной: в большой сети, семидесятке, как обычно, ничего не было. Две же другие сети я выбрать так и не смог: шторм так закатал грузила в дно, что было это мне не под силу, да и сети я порвать боялся (тем более что ощущался все-таки еще приличный накат).
Днем Петька снова отправился гулять по тундре с ружьишком. Ему, как обычно, велено было ходить только в пределах видимости лагеря и вернуться не позднее восьми часов вечера. Меня же буквально одолели песцы. До чего же это беспардонные и наглые твари!
Петька пришел вовремя, принес одно полено и сказал, что все время за ним по пятам крался полярный волк, но он пуганул его из ружья, и волк убежал (врет конечно же!).
Саша с Лешей, как обычно, пришли около часу ночи и сказали, что на Неприветливое, видимо, придется идти еще раз.
— А как же, Константин Иванович говорил, что... — начал было Петька.
— Мало ли что он говорил, — махнул рукой Леша, — там работы еще — во! — И он рубанул себя ребром ладони по горлу. — Пахать и пахать!
— Да, господнего дерьма не перетаскать, — процитировал я великого Исаака Бабеля.
— Точно, — согласился Саша. — Константин Иванович, правда, постеснялся нам сразу об этом сказать, но, я думаю, послезавтра, когда мы вернемся к нему на Неприветливое, скажет непременно.
24 августа
Саша придумал прекрасный способ поднимать утром Петьку из спального мешка: с помощью его же, Петькиного, кваса. Все эти дни Петька по нескольку раз (едва ли не каждый час) пробует содержимое бидона, но пока его, как взыскательного автора, качество напитка не устраивает, и он со вздохом вновь закатывает бидон к себе под кровать.
— А ну! — кричит Саша, подняв бидон высоко в воздух. — Считаю до трех, если не вылезешь из мешка, выливаю адский напиток на землю. Итак, раз, два...
Петька пулей выскакивает из мешка, выхватывает из Сашиных рук бидон (а что, ведь и вправду выльет, с него станется!) и прячет драгоценный сосуд под кровать. Вновь залезать в спальный мешок смысла уже нет, и хмурый Петька бредет умываться, посылая дозволенные проклятия на голову вероломного начальника.
Днем мы с Сашей поехали спасать наши сети. Озеро почти успокоилось. С огромным трудом подняли мы сети, оторвав почти все грузила, но практически не повредив дель (на грузила-то наплевать, пробных брезентовых мешков у нас полно, сделаем еще), правда, едва не перерезали веревкой, натянутой как струна, резиновую лодку. Но сколько же было в тех сетях рыбы! Я насчитал аж двадцать семь штук — килограммов семьдесят, причем сплошь сиги и муксуны. И что удивительно, несколько таких крупных, что вполне могли бы попасться и в семидесятку, а вот поди ж ты — семидесятка-то пустая (мы проверяли ее вчера с Петькой, и нынче проверили еще раз, хотя и были уверены, что там пусто). В сороковку попался и приличный «нельмин муж».
— Неужели опять циррозный? — волнуется Саша (он очень любит налимью печенку).
Дель сети, да и саму рыбу пришлось довольно долго очищать от ила (нижнюю часть сети все-таки здорово закатало), но это пустяки. Налим оказался здоровым, а потому на ужин была жареная налимья печенка (вместе с печенками сигов и муксунов), самого же налима, как обычно, бросили на пиршество чайкам и песцам.
К вечеру сети, разобранные, вычищенные, с новыми грузилами и наплавами, были выставлены нами с Сашей в озеро.
Полярный день идет к концу. Ночью в палатке уже довольно темно. Солнце хоть и скрывается теперь за горизонтом, но на улице — белая ночь: можно свободно читать. А нынче ночью впервые из-за горы показался краешек огромной, ослепительно желтой луны, оправленной в разводья чернильно-синих туч.
Поздно ночью, когда все мы уже спали, пришел усталый Константин Иванович с тяжеленным рюкзаком, полным камней (Петька не смог даже рюкзак оторвать от земли), но чехол от спального мешка и полиэтиленовую пленку оставил он на Неприветливом. Оказывается, у Константина Ивановича сломался примус — полетела прокладка.
25 августа
Когда утром отправился я на нашу помойку выбрасывать объедки завтрака, впервые ко мне не слетелись чайки. Эти милые пташки, похоже, узнают меня по голосу и по походке, в особенности если я иду выбрасывать что-то на помойку. Нынче же все они сидели на воде у нашей сетки и клевали нашу рыбу. (Выклевывали они в первую очередь самые вкусные, по их мнению, места — кишки и печень.) Да, рыба, похоже, пошла, и пошла густо (сегодня взяли шестнадцать здоровенных хвостов) — потому ли, что близится зима (а перед зимой рыба жирует и особенно активна), или виною тому прижимной ветер и небольшой накат — впрочем, это не важно.
Целый день при отличной погоде занимались хозяйственными делами: стирали белье, возились с мотором (запустить его, правда, за весь день так и не удалось), жарили рыбу в кляре, сортировали образцы, приводили в порядок дневниковые записи, обсуждали геологические результаты (этим, разумеется, занимались геологи). И еще весь день чинили примус, но и здесь успехов достичь так и не сумели.
26 августа
Проснулся я оттого, что к нам в палатку кто-то стучался. Ритмично и очень нежно: тук-тук-тук, потом опять — тук-тук-тук. Следом за этим я услышал, что по коньку палатки кто-то ходит вприпрыжку. Выскочил я из мешка, выбежал на улицу и увидел маленькую пуночку, которая скакала по верху нашей палатки и склевывала кусочки сажи, принимая их, видимо, за насекомых.
Тем временем поднялись геологи.
— Ох, опять солнце, — притворно ворчит Саша, — хоть бы дождичек прошел, что ли, — пыль прибило бы да жарищи этой проклятой поубавило. — И, не выдержав, сам засмеялся своей шутке.
Сегодня все геологи ушли в маршрут. Петьке дано задание починить примус (он сам и вызвался), а для этого — вырезать из куска резины прокладку. Я при всех торжественно заявил, что, ежели ему это удастся (починка примуса, разумеется), я выдам герою персональную банку сгущенки.
Вскоре после завтрака отправились мы с Петькой проверять сети. Правда, нынче чаек возле них не было, зато были явственно видны наплава, так что много рыбы не предвиделось, но мы так твердо решили, что она, то есть рыба, пошла, что в пустые сети как-то не верилось. Но рыбы не было, если не считать одинокого беспутного сижонка граммов на триста, неизвестно как попавшего в сеть-сороковку.