Только приготовил я икру-пятиминутку (икряным оказался большой чир) и изжарил налимьи печенки, как пришел в лагерь Константин Иванович, голодный, усталый, но весьма довольный.
— Ну вот и все, — улыбаясь, сказал он, — конец полю, и нет вопросов. Завтра собираемся, а послезавтра нам уже заказан вертолет.
— Послезавтра уже домой? — радостно спросил Петька.
— Ну, это как бог даст, — солидно заметил Леша.
— И начальство, — добавил мудрый Саша. Поздно ночью устроили банкет, посвященный окончанию полевого сезона, распив последнюю припасенную бутылку водки.
— Рядом с моим каменным ложем, — рассказывал Константин Иванович, закусывая жареной налимьей печенкой, — чаячье гнездо было. Эх, понаблюдал я за ними! До чего же здорово они своих птенцов воспитывают! Вот это, я понимаю, вариант! Прямо за шкирку хватают клювом и со здоровенного обрыва — вон его, хочешь жить — лети! Вот как они их летать учат. Но это только в ту пору, как поймут — пришло время, далее тянуть нельзя, пора готовиться в дорогу. И что удивительно, ни один птенец не разбился. Орут от ужаса благим матом, глазенки вот-вот наружу выкатятся, но ведь машут крылышками и летят! Летят, понимаешь! Нет вопроса! А мы со своими детьми возимся, возимся... — Он махнул рукой и с усмешкой посмотрел на Петьку.
7 сентября
С утра холод, ветер, дождь с ледяной крупой. Петька решил достать наконец-то из-под полатей свое тесто (еще первого числа он завел его для беляшей). Правда, испугавшись грандиозности стоящей перед ним задачи, он объявил, что будет готовить нынче не беляши, а пышки, но, правда, замечательные.
Провозился он с этими якобы пышками долго, а пышек особенных не получилось: тесто у него не выходилось, ни печь, ни жарить он не умеет, но что-то такое он все же изладил. Все ели и даже изредка одобряли. За рвение и страсть.
Поздно вечером при довольно сильном ветре сняли бездельную семидесятку (излишне и говорить, что была она пуста): стояла она довольно далеко от берега на якорях (все тех же зеленых брезентовых пробных мешках, набитых песком), и, если завтра все-таки придет вертолет, а ветер будет сильным, нам снять ее не удастся. Да и толку-то от нее!.. Сеть просушили, прочистили и упаковали в мешок. А в «кормилицу» попалась только одна маленькая, но очень красивая кунжечка, ярко-оранжевая, с темными пятнами на брюхе.
В семь часов вечера пытались связаться с Хатангой, чтобы узнать, поставлены ли мы на завтра в план. Но радист РЖЖЕ на связь не вышел, поэтому мы не знаем, будет или нет завтра нам вертолет, но этого мало — мы даже не знаем, лежит ли вообще наша заявка в авиаотряде и какова там обстановка. В Игарке же (с главным «клычком» связались мы без особого труда) никто ничего толком не знает.
8 сентября
Итак, на сегодня мы заказали вертолет, но будет он или нет — кто знает? Погода для вертолета между тем просто замечательная: ясно, холодно, ветер северный, на небе ни облачка. Снега нет, но вся тундра покрыта толстым слоем инея, наш ручей во многих местах замерз, а на озере ледяное поле продвинулось от берега метра на три-четыре. Константин Иванович тем не менее купался, а Леша мылся у ручья (нашел глубокое местечко, где и разбил лед) до пояса.
В семь утра был сеанс связи (ах, с каким интересом мы ждали его!), но он не принес никакой ясности: с Хатангой связаться опять не удалось (да жив ли он вообще, этот РЖЖЕ?), а игарский радист по-прежнему ничего не знает. Сеанс связи перенесли на час дня, а за это время наш главный «клычок» пообещал позвонить или связаться по рации прямо с Хатангским авиаотрядом.
Но в час дня нас никто не услышал: было очень плохое прохождение радиоволн. В семь вечера родной «клычок» услышал нас, но ничего путного сообщить не смог: РЖЖЕ на связь по-прежнему не выходит, с авиаотрядом связаться тоже не удалось (только с утра там можно застать на месте начальство).
На всякий случай мы устроили ревизию нашим продуктам (кто знает, сколько нам придется просидеть тут еще?!). Неделю можем сидеть безбедно и даже припеваючи, а потом придется переходить только на рыбу и мясо (этого-то добра — завались). Основных проблем две: чай (его хватит только дня на два, от силы три, да и то при очень экономном расходовании); и еще папиросы (эта проблема, правда, касается только Саши), у него осталось их всего на пару дней (только теперь он по-настоящему оценит убыток, нанесенный нам наводнением).
— Ну, это все пустяки, — благодушно философствует Константин Иванович, — мясо есть, рыба есть — вот, считай, мы и сыты, топливо — дрова и уголь — есть, вот считай, мы и в тепле. Был тут, в Хатанге, такой случай. Уже глубоко по осени, перед самой зимой, отправился один мужик набить себе куропаток. Забросили его приблизительно в эти места. Ну а в назначенный день забрать не смогли, потом какое-то ЧП где-то случилось, сан-рейс, то-се, потом мясо возить пришлось с забойных пунктов, а там уже и полярная ночь на носу. Тут вдруг пурга ка-ак даст на неделю, снегу намело выше пояса, куда денешься?! А там и она — полярная ночь, темнота — глаз коли. Однако слетали за ним, покружили-покружили и никого не нашли. Ну что делать — списали мужика. Похоронили — замерз, выпили за упокой души — Царствие Небесное! Зима прошла, солнышко вышло. Потом уже, к лету ближе, как снег таять начал, полетели труп искать — родственники настояли, чтобы похоронить по-человечески. Прилетели, смотрят, а он — живой, вертолет увидел — плачет, смеется, с кулаками на них бросается: «Где же вы, сволочи, раньше были?!» Он бы, поди, и стрелять в них стал, да у него уже все патроны кончились...
— Да как же он зимой выжил-то тут? — спросил Петька.
— Ну, во-первых, повезло ему: нашел он почти полную бочку солярки да еще одну бочку, пустую. Из снега со льдом ледяную избу-иглу себе построил, печечку в ней оборудовал. Куропаток у него было очень много, на всю зиму хватило, да еще какого-то приблудного оленя, уже, считай, самого последнего, он напоследок хлопнул. Вот так всю зиму и прокантовался. Все это, между прочим, чистая правда.
И этого бедолагу я знавал самолично. Ну нам-то чего бояться — дом у нас есть, да какой — с печкой и полатями, мяса да рыбы невпроворот. Угля завтра пойдем мешков пять наковыряем, а на растопку нам остатков тримарана надо-о-олго хватит. Не бойся, Петька, не пропадем!
Перед самым сном Саша с Лешей решили проверить питание у нашей рации и обнаружили, что одна секция батарей полностью вышла из строя, а так как все секции соединены последовательно, то эта, дохлая, подсаживает и остальные, живые. Секцию заменили, но рация стала работать ненамного лучше.
— Может, и мы завтра куропаток настреляем, — мечтательно говорит Петька (из всего рассказа Константина Ивановича он запомнил только то, что мужик всю зиму питался куропатками).
— Вот где куропаток, так это возле Неприветливого озера, — говорит Константин Иванович. — Я там видел стаи ну просто гигантские, штук по пятьсот.
— Эх, Петька, — говорит Саша, устраиваясь в своем мешке, — зря ты с нами ни разу на Неприветливое не сходил. Прокрался бы ты в середину стаи и — тра-та-та-та мелким дробом. Всех куропаток разом бы и уложил.
— Да что тебе в этих куропатках? — возмущаюсь я. — Оленина-то много вкусней.
— Кому как, — пожал плечами Петька и тоже полез в свой спальный мешок.
9 сентября
В семь утра, как обычно, состоялся сеанс связи. Хатангский радист (РЖЖЕ), как обычно, на связь не вышел. С Игаркой связь была хорошая. Радист сообщил нам, что Иван Филиппович вчера дозвонился наконец в Хатангский авиаотряд, но что ему там сообщили, радист не знает, сам же Иван Филиппович беспробудно спит и добудиться его нет никакой возможности (обычно Иван Филиппович встает очень рано). Поразмыслив немного, решили, что, наверное, в Игарку вернулся какой-нибудь отряд, была теплая встреча, после которой подняться поутру нет ни малейшей возможности. Лешина жена Алла (она тоже геолог) уже вернулась в Игарку, она пыталась поговорить с Лешей, но из этого толком ничего не вышло: больно хил наш передатчик. Приемник-то работает сносно: мы слышим наших корреспондентов хорошо, а вот они нас слышат очень плохо. Поэтому мы стараемся говорить простыми, короткими фразами (а еще лучше отдельными словами): «Да», «Нет», «Сели батареи» и т. п. Утренний сеанс связи перенесли на двенадцать часов утра, когда, бог даст, Иван Филиппович сообщит нам что-нибудь конкретное.