- Просто сиди смирно.
Диас намочил кусок марли и положил на рану, затем взял ее руку и положил сверху.
- Держи так.
Она так и сделала, нажимая сильнее, чтобы остановить кровотечение, которое замедлилось, но не остановилось полностью. Он намочил марлю и стал вытирать ее шею и грудь, смывая засохшую кровь. Его пальцы отстраненно опустили перед ее платья вниз к краю лифчика.
- Хорошо, теперь дай мне посмотреть, - сказал он, убирая ее руку с пореза, отогнул марлю и буркнул удовлетворенно. - Неплохо. Зашивать не надо, но я купил несколько скрепляющих пластырей на всякий случай.
Он намазал рану антибиотиком и прилепил пару пластырей, чтобы скрепить края разреза. Потом прикрепил лентой марлю, чтобы туда не попала грязь. Закончив, он сказал:
- Используй остальное, чтобы помыть руки перед тем, как переодеваться.
Милла так и сделала, радуясь, что может смыть кровь, но сказала:
- Мне не нужно переодеваться, я могу ехать домой и так.
- Ты хочешь пересечь границу в окровавленной одежде? Не думаю. И мы еще где-нибудь поедим, прежде чем возвращаться.
Милла была настолько измотана, что забыла о переходе границы. Она закончила мыть руки, затем вынула юбку и блузку из сумки и оторвала ценники.
- Отвернитесь.
Диас засмеялся, вышел из машины и встал спиной к окну. Мгновение она не шевелилась, хлопая глазами в удивлении. Он действительно засмеялся? Он говорил, что умеет смеяться, но она, в действительности, не поверила ему - но теперь она услышала это собственными ушами.
Господи. Его рука обнимала ее, его пальцы опускали перед ее платья. Ее голова была на его плече, ее ногти вонзались в его грудь.
Эта близость толкала ее по наклонной плоскости, одно цепляло другое, и сегодня она, незаметно для себя, соскользнула опасно далеко. Его объятия казались таким естественным, его плечо таким успокаивающим и готовым поддержать ее, будто созданным для нее.
Милла поспешно стянула платье через голову, затем надела блузку и влезла в юбку. Обе были маловаты, но сгодятся добраться до дома. Одевшись, она постучала в окно костяшками пальцев, и Диас вернулся в машину.
- Что бы ты хотела съесть?
У нее бурчало в животе, ясно сигнализируя, что необходимо поесть, даже если она не уверена, может ли удержать вилку.
- Все равно. Фаст-фуд сгодится.
Вместо фаст-фуда он остановился около фонды, одного из многих маленьких семейных ресторанов. Снаружи в тенистом дворике стояли три стола, и он повел ее туда. Официант, высокий молодой человек, вежливо отводил взгляд от повязки на шее Миллы. Она заказала блюдо из тунца и воду; Диас выбрал энчиладас и темное пиво.
Пока они ждали, когда принесут еду, она играла салфеткой, сворачивая и разворачивая ее. Блузка нервировала Миллу, она была более облегающей, чем ей хотелось бы. Диас безмолвно наблюдал за ней, и, не в силах игнорировать его, она сказала:
- Вы здесь совсем как дома.
- Я родился в Мексике.
- Но вы сказали, что вы - американский гражданин. Когда вы получили гражданство?
- Я с ним родился. Моя мать была американкой. Просто случилось так, что она была в Мексике, когда я родился.
Значит, у него было двойное гражданство, как у Джастина.
- А Ваш отец?
- Мексиканец.
Она заметила, что он говорил в прошедшем времени о матери и в настоящем - об отце.
- Ваша мать умерла?
- Несколько лет назад. Я не уверен, что они были женаты.
- Вы хорошо знаете своего отца?
- В детстве я жил половину времени с ним. Это было лучше, чем жить с матерью. Как насчет тебя?
Очевидно, это было все, что он был готов рассказать о себе. Тем не менее, откровенность за откровенность, и она рассказала ему о своей семье, и об отчуждении между нею и ее братом и сестрой.
- Это очень расстраивает маму с папой, - сказала она. - Я точно знаю. Но я просто не могу быть рядом с Россом или Джулией без того, чтобы...
Она покачала головой, не в силах найти правильное слово. Она не хотела причинять боль никому из них, все же в то же самое время ей хотелось как следует постучать их головами обо что-нибудь твердое.
- У них есть дети? - спросил он.
- У обоих. У Росса трое, у Джулии двое.
- Тогда они должны быть способны понять, что ты чувствуешь.
- Но не понимают. Возможно, не могут. Может быть, надо действительно потерять своего ребенка, чтобы понять эту боль. Это как будто часть меня отсутствует, как будто есть только огромная дыра, где раньше был он.
Она прикусила свою губу, отказываясь рыдать на людях.
- Я не могу перестать искать его, это все равно, что прекратить дышать.
Диас смотрел на ее своими мрачными глазами, глазами, которые пронизывали насквозь до самого сердца. Потом он наклонился над столом, мягко обхватил пальцами подбородок Милы и поцеловал ее.
_________________________________________
1) Pase – испан. - Войдите.
Глава 16
Это был всего лишь маленький поцелуй, но настолько неожиданный, что Милла ошеломленно застыла. Слишком многое произошло за слишком короткое время: она чувствовала себя ошеломленной, растерянной, потерявшей контроль над собой. Она поймала его запястье обеими руками, не в силах что-либо сделать или сказать, и тогда Диас отпустил ее подбородок и оторвался от ее губ, все еще не размыкая обнимающие ее руки. Эти мрачные губы оказались намного более мягким, чем ожидала Милла, и более нежными, чем она когда-либо могла представить. Поцелуй не был страстным, скорее, он словно хотел утешить ее. Она ненавидела его за это. Она не должна была хотеть этого поцелуя, но если уж так вышло, что Диас поцеловал ее, Милла совершенно точно не хотела, чтобы это был поцелуй из сострадания.
Она впилась в него взглядом.
- Что это значит?
Один угол его рта скривился в подобии усмешки.
- Наверное, - ответил Диас, ты никогда не видела то, что другие люди видят в твоих глазах.
- Нет, и что же это?
Он помолчал, и через минуту Милла раздраженно повторила:
- Что?
Диас пожал плечами, словно обдумывая ответ, подбирая разные слова и не находя подходящих. Наконец он произнес:
- Страдание.
Это слово прозвучало для нее словно удар кулаком. Страдание. Боже, да, она страдала. Только родители, которые потеряли ребенка, способны понять эту боль. И как этот холодный, а временами и жестокий мужчина, редко показывающий хоть какие-нибудь эмоции смог увидеть и откликнуться на ее страдания? Чем больше она узнавала Диаса, тем сильнее менялось ее мнение о нем.
Официант принес их заказ, и Милла была рада переключить свое внимание на empanaditas1, которые были одним из ее любимых мексиканских блюд. Сегодня, начиненные тунцом, они показались ей райской пищей, и она не могла оторваться от еды, пока ее тарелка не опустела. Нож, приставленный к ее горлу, казалось, усилил аппетит. Нет ничего эффективнее, чем столкновение со смертью, чтобы заставить вас ценить пищу.
Диас так же быстро расправился с заказанными им enchiladas2, хотя выпил только половину заказанного пива.
- Вам не нравится? - спросила Милла, показывая на бутылку.
- Оно неплохое. Но я не пью много.
- Курите?
- Никогда не курил.
- Голосуете?
- На каждых выборах, с тех пор как достиг нужного возраста.
«А еще он всегда пристегивает ремень безопасности», - с раздражением подумала Мила. Нет, вы когда-нибудь встречали убийцу-трезвенника с развитым чувством гражданского долга?
В какой-то момент в течение этого дня, Милла избавилась от страха перед ним. Она не знала точно, когда или почему, но она, возможно, не чувствовала бы себя так спокойно в его объятиях, если бы она все еще боялась его. Он не изменился. А она?
На прошлой неделе она и предположить такого не могла, но сейчас все изменилось, и Милла чувствовала себя неуютно рядом с ним. И это еще мягко сказано: она была в ужасе от того, что ее влечет к такому человеку как Диас.
«По крайней мере, я смогла скрыть то, что почувствовала при его поцелуе» - подумала Милла. Она не ответила на его легкий поцелуй; но на самом деле, ее реакция была прекрасной, хотя незапланированной.