Милла все же уснула, слишком уставшая, чтобы было иначе.
Она проснулась от сильных, медленных рывков внутри нее, от рук, держащих ее ягодицы, а Диас прижимал ее к постели и терся своей лобковой костью о ее клитор. У него, возможно, не было богатого опыта, но он точно знал, что делать, знал все ее чувствительные места и точки наслаждения на ее теле, и использовал это знание, чтобы довести до грани, но не доходя до конца. Этот раз был настолько долгим, насколько непродолжительным был первый. Через некоторое время Милла начала бороться с ним за превосходство, пытаясь достичь освобождения, но он был слишком силен и управлял ею, пока не был готов. А потом он начал двигаться в ней, резко и быстро, погружая их обоих в оргазм.
Милла наконец-то приняла душ, хотя с ним это оказалось больше похожим на оргию. Диас остановился на мгновение, пока они стояли под льющейся водой, и дотронулся до пластыря на ее бедре:
- Что это?
- Противозачаточный пластырь.
Диас изучал его с интересом.
- Никогда такого не видел. А что, если сойдет?
- Не сойдет, пока я сама не сниму. Они хорошо приклеиваются. Но я проверяю каждый раз, когда принимаю душ, чтобы убедиться.
Он пробежал кончиками пальцев по окружности ее груди, затем нежно обвел соски.
- Я никогда не занимался сексом без презерватива.
- Никогда?
- Никогда. – Подтвердил Диас. Он смотрел на свои пальцы, которые спускались вниз по ее телу, нежно погладив живот, перед тем как скользнуть между ее ног. Его указательный и средний пальцы вошли в нее. Милла со свистом выпустила дыхание и поднялась на цыпочках, держась за его плечи, чтобы не упасть.
- Мне понравилось, - прошептал он.
- Что? - Она полностью потеряла нить разговора.
- Кончать в тебя. Так что не потеряй этот пластырь.
Ей никогда не нравился изощренный секс: оральный – это все, на что она была согласна. Но Диас не знал границ с ее телом, а она была пьяна физическим наслаждением, позволяя ему делать все, что он хотел. Он взял ее в душе, на полу, сидя на туалетном столике. Он поставил ее к стене и взял стоя. Это был секс, которого у нее не было раньше, настоящий и мощный, удивительно утонченный в исполнении, но примитивный в цели и намерениях. И она возвращалась, чтобы получить больше, возбуждая его член своим ртом, брала в руки его тяжелые яички, чувствуя, как они сжимаются; она делала все то, что он проделывал с ней, лишь бы услышать его хриплые стоны.
К утру, она была размякшей и уставшей, чувствуя, что не может даже говорить. К утру, он едва помнила как это - не знать его тела, не чувствовать его в себе, она обнимала его и впитывала мощь его рывков, когда он кончал. К утру, она принадлежала Диасу.
Она проснулась от легкого лучика света, проходящего через края задернутых занавесок. Он лежал рядом, тяжелой рукой обвив ее талию, согревая теплом дыхания ее плечо.
Милла почувствовала себя глупо. Она была больше, чем просто шокирована, но все было так: она принадлежала ему, как никогда не принадлежала Дэвиду. Осознание этого причинило ей боль. До того дня, как Джастин был похищен, ее брак, хотя и был счастливым, но она оставалась отдельной личностью, и Дэвид – тоже. Он был поглощен своей работой, конечно, и сейчас был, а она была довольна тем небольшим, почти незаметным расстоянием между ними. Было хорошо ощущать это чувство независимости, управления собственной жизнью.
Но Дэвид был цивилизованным мужчиной, а Диас... не был. Он никогда не позволит ей сохранить даже такое мельчайшее расстояние.
Она очень хорошо знала, что легла с хищником. Он был опасен, непредсказуем, но она никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях. Он использовал ее для собственного удовольствия, но ведь и он доставил ей наслаждение. Прошлой ночью был не просто секс, хотя она думала, что так будет. Вместо этого все это было... страстным, чувствительным, сексуальным и неожиданным.
Откуда ей было знать, что именно этого он хотел? Было бы легче управлять чувствами, если бы это был просто секс. Но он знал, что делал, и беспощадно использовал физическое влечение для укрепления эмоционального. Утвердил и соединил. Несмотря ни на что, теперь, они были связаны, и не только воспоминаниями о том, что произошло между ними. Нет, было что-то еще, что-то примитивное и неконтролируемое, чего она никак не могла постичь.
Любовь? Она не могла это так назвать. Между ними было мощное притяжение, казалось, на клеточном уровне, но это не было любовью. Она была чертовски уверена, что он не любит ее. Это был случай, когда одинаковые люди притягивались, это чувство непринужденности, словно они две половинки, соединенные в одно, и это заставило ее чувствовать себя еще более неловко, думая о любви. Она была похожа на Диаса? Была беспощадна? Стала ли она такой как он, в своем беспрестанном поиске Джастина?
Диас подвинулся и поцеловал ее плечо.
- Нам нужно в аэропорт, - сонно сказал он.
Ей не хотелось двигаться.
- У меня осталось еще два дня отпуска.
Милла знала что нужно вернуться в Эль Пасо. Диас возобновит поиски Павина, и теперь, когда они были точно уверены в том, что кто-то дезинформировал ее все эти годы, они могли изучить другие пути. Но в течение десяти лет она билась о каменную стену, и теперь устала. Вчера она почти утонула в той реке. Будет ли настолько ужасно, если она украдет пару дней лишь для себя, забыв о постоянной борьбе? Два дня – это все, что она просила. Ей ведь даже в голову не приходило сделать что-либо подобное раньше.
- Что будет, если мы вернемся домой?
- Я скорее всего вернусь на работу, - честно ответила Милла. Все было по-другому, когда она была дома. Эль Пасо был ее привычным миром: она не могла находиться там и не работать. Бойз был другим миром, вдали от всех, кого она знала.
Диас перекатился на спину и поднял трубку телефона:
- Я отменю бронь на самолет.
Глава 21
Артуро Павин любил говорить всем и каждому, что никогда не забывает обид. Он наслаждался, видя беспокойство во взгляде собеседников, в том, как они отводили глаза. Это была правда; он не забывал ни малейшей обиды, реальной или мнимой. Только одному человеку удалось причинить ему вред и смыться, и сознание этого было маленьким болезненным узелком в его животе, узелком, с которым он жил день за днем. Но он не забыл, не отказался от мести. Его время шло медленно, но оно придет. Однажды их пути пересекутся, и он заставит эту американскую суку пожалеть, что она родилась на свет.
Десять лет он ждал, чтобы заставить ее заплатить за то, что потерял глаз.
Он мог сто раз достать ее, так как она постоянно приезжала в его страну с дурацкими вопросами, совала нос не в свои дела. Но Галлахер сказал «нет», она слишком заметна. Если бы она исчезла, это могло вызвать слишком много вопросов и в итоге стоило бы им чертову уйму денег, чтобы заткнуть нужных чиновников. В худшем случае они могли окончить свои дни в американской или мексиканской тюрьме, в зависимости от того, где бы их схватили. Если до этого дойдет, Павин предпочел бы американскую тюрьму, с кондиционером, сигаретами и цветным телевидением.
Галлахер. Павин не доверял ему, но только потому, что не доверял никому. Их «сотрудничество» было долгим и прибыльным. Галлахер нюхом чуял деньги. Он был грязным оборванцем, когда Павин впервые встретил его, но полным энергии, хладнокровия и идей, помноженных на полное отсутствие угрызений совести. Галлахер знал, как делать деньги; если он не мог делать их, он крал их, и его не заботило, сколько человек он втопчет в грязь в процессе. Такой человек далеко пойдет.
Павин знал, что лучше объединиться с таким, как Галлахер, чем идти своей дорогой и, возможно, стать конкурентом, от которого надо избавиться, поэтому он стал незаменимым. Если Галлахеру было нужно, чтобы кто-то исчез, Павин проворачивал это. Если Галлахеру было нужно что-то украсть, Павин крал. Если кому-то надо было преподать урок, Павину доставляло огромное удовольствие убедиться, что этот человек никогда не забудет, что перечить secor Галлахер крайне неразумно.