– Блядь! – рычит один из тех, что в черном, вырывая меня из страдальческих размышлений. Хлопаю ресницами и перевожу взгляд. Росгвардеец фокусируется на мне (поворот головы выдает) и бросается навстречу. – Ложись! – Одним мощным рывком он сбивает меня с ног и накрывает собой. Утыкаюсь носом в его грудную клетку и мычу недовольно, хоть это и меньшая из моих проблем, перелом мне явно не грозит. Не чувствую боли от удара, мы приземляемся очень мягко, ощущаю только давление его обмундирования. – Вяжите их! – кричит спаситель остальным, закрывает руками мою голову и размеренно дышит, точно ни капельки не волнуется и не боится, рискуя своей жизнью в попытке спасти бестолковую мою.
Не знаю, сколько проходит времени, как все заканчивается. Только чувствую, как меня с легкостью отрывают от пола и, встряхнув за плечи, поднимают на руки. Взгляд стекленеет, не различаю ничего перед собой, только жмусь сильнее к мощной груди и кусаю губы, боясь даже пискнуть, хотя надо кричать благодарности, потому что, если бы не этот герой, я бы уже растекалась по кафельному полу магазина. Странное ощущение, но незнакомцу в маске я доверяю безоговорочно: он не внушает страха, хотя обычно стражи порядка вызывают у меня легкий мандраж. Все, кроме этого. Он меня спас, а спасители не могут быть плохими. Для меня он уже герой, которому нужно сказать хоть что-то, но пока меня хватает лишь на предательскую дрожь от колотящегося в груди ужаса. Росгвардеец заносит меня в машину «Скорой помощи» и сажает на кушетку, отбирает пакеты из рук (получается не с первого раза, я надежно вцепилась в свой бронежилет), ставит их неподалеку. Странно так: чуть с жизнью не рассталась, а трясусь за тряпки. Дергано улыбаюсь и поджимаю колени к груди, обхватываю их руками, когда на плечи опускается теплый плед.
– Спасибо, – давлю шепотом, на нормальную речь нет сил, потому что до меня медленно доходит, что могло бы произойти. Спецназовец кивает, а затем оборачивается на голос другого мужчины:
– Дымов, ты опять геройствуешь? – Легкая веселость в голосе крепко сложенного военного должна меня радовать, но я сжимаюсь еще сильнее, втягиваю голову в плечи и кутаюсь в плед. Не может быть. Это просто ужасное совпадение, мало ли Дымовых на свете. Есть ведь и хорошие, которые не ломали мою жизнь ради собственных героических целей служить в СОБРе. Этот Дымов – герой, что меня спас, и мне очень хочется, чтобы он был просто однофамильцем, потому что невозможно раскрошить сердце, а после его спасать. Но не убедиться не могу, поэтому все же подаю признаки жизни и тихо спрашиваю:
– Егор?
Слышу сдавленный вздох и понимаю, что это именно он. Тот, кто разрушил мою жизнь шесть лет назад. Тот, из-за которого я собирала себя по кусочкам. Самая большая любовь моей жизни и гигантская ошибка. Сердце колотится в груди. Прикладываю ледяные пальцы к шее, игнорируя тупую боль в затылке. Теперь я вижу Егора в каждом жесте и не понимаю, как не узнала раньше. Он стягивает маску, закатывает балаклаву и рукавом вытирает лицо. Я смотрю на знакомого незнакомца, из груди вырывается странный звук: то ли удивление, то ли страх, то ли отчаяние – потому что одна случайная встреча вмиг возродила старательно похороненные воспоминания и отбросила меня в далекое прошлое, где я маленькая и наивная, а он, как сейчас, большой и сильный. Дымов кивает, осторожно касается моего плеча и, наклонившись, произносит:
– Посиди здесь, если будет плохо, скажи врачу, как придет. Я скоро вернусь. – Он подмигивает, а затем разворачивается и легко спрыгивает с верхней ступеньки на улицу. – Выполняю свой долг, товарищ полковник. Действую по инструкции. Разрешите доложить, как все прошло?
Дальнейший разговор я уже не слышу, потому что пытаюсь уложить в голове все события. Дымов все же добился, чего хотел – служит в спецназе, а у меня от этого в груди ноет, потому что восемнадцатилетняя девчонка так до сих пор и не поняла, как что-то могло оказаться важнее ее и ее искренних чувств. Слезы катятся по щекам, и я уже не знаю, отчего реву. Оттого, что так и не отпустила Егора вопреки всем убеждениям, ведь хватило одной встречи, чтобы сердце заныло, а тело потянулось еще в тот момент, пока он нес меня сюда. Оттого, что чуть не рассталась с жизнью, или оттого, что он бы меня не спас, если бы мы все же тогда не расстались. Хочу выть навзрыд. Тело бьет сумасшедшая дрожь: мне холодно и страшно, а еще чертовски обидно, потому что у Дымова в жизни все сложилось как нельзя лучше, а у меня… как получилось. Это меня после нашего расставания переломало и размололо в труху, это я собирала себя заново по кусочкам, пока он получал очередное звание и строил блестящую карьеру.