Наконец Хэп заметил:
– Видно, придется тебе поискать другую работу. Бови приподнялся, опершись на локоть. Он не удивился, но не собирался сдаваться без боя, так сказать, лежа.
– Ты меня увольняешь, Хэп?
– Нет, не сразу.
– Ты же знаешь, что я тут ни при чем с этой сукой.
– Знаю.
– Тогда почему на мне отыгрываются? И вообще, кто она такая? По вашим разговорам, она по меньшей мере царица Савская.
Хэп хмыкнул.
– Для своего муженька, да. Фергус Уинстон – главный инспектор всех школ нашего округа. Он также владелец мотеля на выезде из города, и дела у него идут прекрасно. Он лет на двадцать старше Дарси. Страшный, как тысяча грехов, и не слишком умный. Говорят, она вышла за него из-за денег. А там кто знает? – Он философски пожал плечами. – Я только знаю, что стоит Фергусу отлучиться, как она уже вся на взводе. Горячая дамочка, – добавил он без осуждения. – Я сам с ней тоже перепихнулся пару раз. Давным-давно, когда мы еще учились в школе. – Кончиком горящей сигареты он показал в сторону Бови. – Если вор действительно влез к ней ночью в спальню, то, верней всего, она его подстрелила потому, что он ее не изнасиловал.
Бови рассмеялся шутке, но тут же стал серьезным.
– А все-таки за что ты меня прогоняешь, Хэп?
– Для твоей же собственной пользы.
– В полиции мне сказали, что если я не подаю в баре спиртное…
– Не в этом дело. Ты справлялся с той работой, на которую я тебя нанял. – Он посмотрел на Бови взглядом многоопытного человека. – У меня с законом все в порядке, но каждый вечер сюда заглядывает достаточно всяких подозрительных личностей. Может случиться все, что угодно, и, между прочим, иногда случается. Послушайся моего совета и подыщи себе место, где меньше шансов попасть в беду. Ты меня понял?
Бови понял. По-другому у него не бывало. Он не искал неприятностей, они сами его находили; честному и трудолюбивому Хэпу Холлистеру не нужен в баре прирожденный забияка.
Бови покорно сказал:
– Что-то я не слыхал, чтобы хозяева наперебой предлагали работу бывшим заключенным. Может, подержишь меня еще несколько дней?
Хэп кивнул.
– Пока не подыщешь что-нибудь, можешь здесь ночевать. Если понадобится, бери мой пикап, чтобы поездить по округе. – Хэп перегнал сигарету в угол рта и поднялся. – Ну что ж, пойду разбираться со счетами. А ты поспи. Ты почти всю ночь был на ногах.
Оставшись один, Бови снова лег, но знал, что не сможет заснуть. С самого начала он понимал, что в баре «Под пальмой» у него нет будущего, но, по крайней мере, здесь имелась крыша над головой. Он думал, он надеялся, что бар ему послужит временным прибежищем где-то на полпути между тюрьмой и свободной жизнью. Тан нет же. Из-за какой-то шлюхи, которую он и знать не знает, и какого-то гада, совершившего взлом и незаконно проникшего в жилище, он опять должен начинать с нуля. С той самой точки, куда его упорно возвращала жизнь.
Глава третья
Джоди Такетт и ее сын смотрели друг на друга через разделявшее их пространство. Эту пропасть они не могли преодолеть целых тридцать шесть лет. Кей сомневался, что они когда-нибудь ее преодолеют.
Он заставил себя улыбнуться.
– Привет, Джоди.
Он уже много лет не называл ее мамой и производными от этого слова.
– Господи, это ты, Кей. – Она с укором взглянула на Джейнэллен. – Твои штучки.
Кей обнял сестру за плечи.
– Джейнэллен не виновата. Это я решил устроить всем вам сюрприз.
Джоди Такетт фыркнула, таким образом показав сыну: она знает, что он врет.
– Ты, кажется, сказала, что кофе готов?
– Да, мама, – с готовностью отозвалась Джейнэллен. – Я приготовлю вам с Кеем праздничный завтрак, чтобы отметить его возвращение.
– Сомневаюсь, что его возвращение достаточная причина для торжества. – Произнеся это, Джоди повернулась и вышла из комнаты.
Кей громко вздохнул. Он не ждал сердечных объятий или хотя бы видимости тепла. У них с матерью никогда не возникало подобных отношений. Сколько он себя помнил, Джоди всегда была для него далекой и недоступной; она сама так поставила себя.
Годами они жили бок о бок в состоянии необъявленной войны. Когда они были вместе, Кей всегда был вежлив с ней и ожидал от нее такой же учтивости. Иногда его надежды оправдывались, иногда нет. В это утро Джоди была настроена откровенно враждебно, хотя после смерти брата он остался ее единственным сыном.
Возможно, в этом крылась причина ее неприязни.
– Будь терпелив с ней, Кей, – умоляла Джейнэллен. – Она плохо себя чувствует.
– Я вижу, – задумчиво произнес он. – И давно она так постарела?
– Уже с год, она все еще не оправилась после… Ты знаешь.
– Понимаю. – Он замолк. – Я постараюсь ее не огорчать, пока я здесь. – Он взглянул на сестру и криво улыбнулся. – У нас не найдется пары костылей?
– Они в том самом месте, где ты их оставил после автомобильной аварии. – Она направилась к стенному шкафу и вытащила из дальнего угла алюминиевые костыли.
– Заодно прихвати для меня рубашку, – попросил он. – Со своей мне пришлось расстаться вчера вечером.
Он не ответил на ее вопросительный взгляд, а показал на рубашки, висевшие в шкафу. Джейнэллен подала ему простую хлопчатобумажную, от которой исходил легкий запах нафталина. Кей надел рубашку, не застегивая.
Опираясь на мягкие поручни костылей, он кивнул на дверь:
– Пойдем.
– Ты очень бледный. Ты сможешь передвигаться?
– С трудом. Но я не хочу, чтобы Джоди ждала.
Когда Кей, ковыляя, вошел в кухню, Джоди уже восседала за столом и курила, отхлебывая кофе. Джейнэллен незаметно проскользнула вслед за братом и принялась готовить завтрак. Кей сел за стол напротив матери, прислонив к краю костыли. Он чувствовал, что мать внимательно разглядывает его небритое лицо и всклокоченные волосы.
Джоди, как всегда, представляла собой образец аккуратности, но ее нельзя было назвать привлекательной женщиной. Техасское солнце высушило и покрыло морщинами и коричневыми пятнами ее кожу. Презирая кокетство, она делала единственную уступку моде: слегка припудривала лицо самой дешевой пудрой. Всю свою сознательную жизнь она раз в неделю посещала парикмахерскую, чтобы вымыть и уложить волосы, но лишь потому, что сама не желала этим заниматься. Чтобы высушить под сушилкой ее короткие седые волосы, требовалось не более двадцати минут. За эти двадцать минут маникюрша подравнивала и полировала ее короткие квадратные ногти. Джоди никогда не красила их.
Она надевала платье только в церковь по воскресеньям и в тех случаях, когда этого требовали особые обстоятельства. Сегодня миссис Такетт надела клетчатую хлопчатобумажную блузку и брюки, и то и другое сильно накрахмаленное и хорошо отглаженное.
Джоди затушила сигарету и грозным тоном, таким же, как и ее взгляд, обратилась к Кею:
– Так что ты натворил на этот раз? Ее слова звучали обличительно, ясно подчеркивая, что Кей сам виноват в своем несчастье. В данном случае она не ошибалась, но, если бы сын стал жертвой несправедливой судьбы, приговор Джоди был бы одинаков: Кей всегда сам виноват в своих бедах.
Когда он свалился с орехового дерева, на которое они влезли вместе с Кларком, Джоди объявила, что сломанная ключица – заслуженное наказание за подобную шалость. Когда в бейсбольном матче ему досталось битой по голове и он получил сотрясение мозга, он заработал выговор за непростительное ротозейство. Когда лошадь отдавила ему ногу, Джоди обвинила Кея в том, что он испугал бедное животное. Когда же в День независимости у него в руке взорвалась петарда и сильно поранила палец, Кей был наказан за проступок, а Кларк избежал наказания, хотя вместе с братом поджигал петарды.
Все же однажды гнев Джоди оказался вполне оправданным. Если бы Кей не был так сильно пьян, если бы он не мчался со скоростью девяносто пять миль по темной узкой дороге, возможно, он сумел бы благополучно пройти тот поворот и не врезался бы в дерево и оправдал бы надежды матери, что он станет защитником в команде Национальной футбольной лиги. Она никогда не простила ему того, что он спутал ее планы.