Еще никогда в жизни он не был так рад видеть страдания женщины. И хотя ему страстно хотелось услышать возражения Эммы на слова Касс, их не последовало.
— Не забудь о моем предложении, вампирша, — бросила ликанша через плечо прежде, чем спрыгнуть на землю.
Когда они остались одни, Боу спросил:
— И что она предложила?
— Тебя это не касается.
Он бросил на Эмму угрожающий взгляд.
Но она лишь пожала плечами. — На меня это не действует. Я знаю, ты не причинишь мне вреда. В противном случае Лаклейн накостыляет тебе по первое число. Так что…
— У тебя странная манера речи.
— Мне бы по доллару за каждый раз, когда слышу подобное… — произнесла она, вздохнув.
Отчего, описывая это создание, Лаклейн называл ее застенчивой?
— Хорошо, если ты не желаешь рассказать мне, что за зерно раздора зародила Кассандра, тогда окажи любезность и прогуляйся со мной.
— Извини. Я занята.
— Чем же это? Тем, что разражаешься тирадами, расхаживая туманной ночью по крыше руин?
— Да ты сама наблюдательность, — ответила она, отвернувшись.
— Кстати о дарах. Сегодня днем для тебя как раз был доставлен презент.
Она замерла. Затем медленно развернулась и, склонив голову набок, взглянула на Боу.
— Подарок?
Ликан едва смог скрыть свое удивление. Будь он проклят, если валькирии не так жадны, как поговаривают в Ллоре.
— Если ты немного пройдешься со мной и выслушаешь, я покажу его тебе.
Она закусила нижнюю губу, и Боу заметил кончик клыка. Это сразу напомнило ему, что как бы там ни было, а Эмма все-таки вампирша.
Боу смог припомнить лишь единственный раз, когда разговаривал с вампиром. Да и тот был во время пыток кровососа.
— Хорошо. Пять минут. Но только, если я увижу подарок.
Боу протянул было руку, чтобы помочь ей спуститься, но она с невиданной им доселе легкостью сама плавно сошла вниз. Ее следующий шаг выглядел настолько обычным, словно она шагнула со ступеньки, а не с крыши руин высотой в пятнадцать футов[36].
Боу не поверил своим глазам, но тут же одернул себя и последовал за ней:
— Я знаю, что ты очень зла на Лаклейна. Но какова истинная причина? Его ложь или то, кем ты ему приходишься?
— Не то, кем прихожусь, а то, кем вы меня считаете. Что же до моего гнева — я бы сказала «пятьдесят на пятьдесят».
— Он солгал не беспричинно. Лаклейн честный мужчина, и все это знают, но сейчас он пойдет на что угодно, чтобы удержать тебя рядом. Ведь ты его пара.
— Пара… шмара. Я устала это слышать!
— Я уже предупредил Лаклейна, чтобы он не был упрямым глупцом, но похоже, мне придется предостеречь и тебя.
Глаза Эммы вспыхнули серебром от гнева. Оставшись невозмутимым, Боу взял ее за локоть и повел в сторону конюшен.
— Давай опустим все детали и перейдем к сути. Он тебя не отпустит. Твоя семья захочет тебя вернуть. В результате возникнет конфликт. Если только… ты не убедишь их не драться.
— Ты не понимаешь! — выпалила она. — Ничего подобного не произойдет, потому что он мне не нужен, — с этими словами она вырвалась из его хватки.
— И предупреждаю, следующий ликан, который схватит меня за локоть, рискует потерять свою клешню.
Шагнув от ликана прочь, Эммалин направилась вдоль длинного ряда стойл. Без всякого намека от Боу, она остановилась и оценивающе взглянула на кобылу, которую привезли сегодня утром. Затем подошла к лошади и нежно провела ладонями по морде животного. Что удивительно, Эмма выбрала именно ту кобылу, которая как раз и принадлежала ей. Черт возьми, хваткая валькирия.
Пробежавшись взглядом по лошади, она тихо произнесла «Привет, красавица» и следом «Разве ты не милашка?! В этот момент она выглядела почти влюбленной.
Глупо, но почувствовав себя третьим лишним, Боу все же продолжил:
— А я думал, вампиры умеют зреть в корень. Он не отпустит тебя. Лаклейн богатый, привлекательный мужчина, король, который станет баловать и защищать тебя до конца твоей жизни. Все, что тебе нужно сделать — принять это.
— Послушай, Боуэн, я далеко не реалистка, — согнув ногу в колене, Эмма облокотилась о двери стойла, будто бывала здесь тысячи раз. Она просунула руку под головой кобылы и погладила ее по щеке.
— Я во многом могу себя обманывать. Например, в том, что ложь Лаклейна совсем не причинила мне боли. Или что, мне намного уютнее здесь, чем дома. Могу даже игнорировать тот факт, что его возраст превышает мой в десятки раз. Но чего я НЕ могу, так это притвориться, будто весь его клан перестанет меня ненавидеть, а ликаны — нападать. Я не в силах убедить себя, что моя семья примет его, потому что этого никогда не случится, и мне, в конечном счете, придется выбирать между ними.
Едва Эмма произнесла эти слова, как ярость на ее лице медленно сменилась застывшей маской. Она не собиралась рассказывать ему и половины из этого. И сейчас в ее глазах отражался страх. Пара Лаклейна была напугана. Страшно напугана.
Такой же страх Боу видел когда-то и в глазах Мэри.
— Но это ведь не все, верно? Тебя еще что-то огорчает.
— Просто… все кажется таким… ошеломляющим, — прошептала она последнее слово.
— Что именно?
Эмма покачала головой, и выражение ее лица сразу же посуровело.
— Я скрытна по натуре и совсем тебя не знаю. Не говоря уже о том, что ты лучший друг Лаклейна. Больше ничего тебе не расскажу.
— Ты можешь мне доверять. Если ты не захочешь, я ничего ему не выдам.
— Прости, но в данный момент ликаны не возглавляют мой топ-лист доверия. Не со всей той ложью и кошмарными попытками удушения.
Он знал, что Эмма говорила сейчас также и о поступках Лаклейна, но все же отметил:
— Там с Кассандрой… ты смогла за себя постоять.
— Не хочу жить в месте, где мне придется стоять за себя. Или там, где я буду подвергаться постоянным нападкам или травле.
Боу сел на связку сена.
— Лаклейн никак не может найти брата. Кассандра же все больше напоминает назойливого комара. К тому же больная нога ужасно его беспокоит, и он с трудом акклиматизируется в этом новом времени. Но ужаснее всего для него то, что он не может сделать тебя счастливой.
Ликан вытащил из связки соломинку и зажевал конец, предложив Эмме другую.
Она уставилась на его руку. — Спасибо, но я не любитель «пожевать».
Боу лишь пожал плечами.
— Я могу позаботиться о Касс. Его нога заживет, он привыкнет к новому времени, даже Гаррет со временем объявиться. Но ничто из этого не будет иметь значение, если он не сможет сделать тебя довольной.
Эмма повернулась и, прижавшись лбом к морде кобылы, тихо ответила:
— Его страдания или беспокойство не доставляют мне радости, но я не могу просто взять и сказать себе быть счастливой. Это должно прийти само.
— Придет, если ты дашь этому время. Как только Лаклейн избавиться от своих прошлых… тягот, ты поймешь, что он хороший мужчина.
— Но право выбора в этом вопросе я все так же не имею, не так ли?
— Отнюдь. А пока, если хочешь, я могу рассказать тебе, как с ним управляться?
— Управляться? — переспросила она, повернувшись к Боу лицом.
— Ага.
Она моргнула. — А это я просто обязана услышать.
— Пойми, все, что он делает, он делает с единственной целью — сделать тебя счастливой, — Эмма хотела было возразить, но Боу ее перебил.
— Поэтому, если ты не довольна каким-либо его решением или поступком — просто скажи ему, что НЕсчастна.
Когда она нахмурилась, ликан спросил:
— Что ты почувствовала, узнав о его лжи?
Эмма опустила глаза, уставившись на носок туфли, которым вырисовывала круги в грязи, и, наконец, пробормотала:
— Предательство. Боль.
— Задумайся на секунду. Как он отреагирует, узнав, что заставил тебя страдать?
Эмма подняла голову и посмотрела на ликана, долгие минуты не сводя с него взгляда.