Но какой же ответ она ему даст? Да и знает ли сама этот ответ?
– Джек, ты просишь меня выйти за тебя замуж?
Она с замиранием сердца ждала, тело стало невесомым, легким, подобным морской пене. Почему он ничего не говорит?
И тут Джек заговорил – но не словами, а руками, всем телом. Сжимая ее в объятиях, шепча, зарываясь в ее волосы…
– Да, черт возьми, если… если ты примешь меня. – Он откинулся на спинку кресла и прищурился. – Вообще-то я рискнул и заказал номер для новобрачных в "Бристоле".
– Ты хочешь сказать, что у нас будет медовый месяц до свадьбы? С тобой все возможно…
Она смеялась и плакала одновременно. И теперь ей было совершенно наплевать, кто там на нее смотрит.
– Для человека, который зарабатывает на жизнь словами, я порой не очень силен в выражении своих чувств, – сказал Джек низким голосом – голосом человека, похожего на замечательную книгу, которую хочется читать бесконечно. – Но одно я могу сказать… Я люблю тебя, Грейс! Люблю тебя так сильно, что сойду с ума, если придется провести остаток жизни без тебя.
Грейс подумала, что если самолет неожиданно упадет, она, наверное, и не заметит этого: сейчас она была так далеко отсюда – на седьмом небе.
Вдруг она схватила туго набитую сумочку и стала рыться в ней – кошелек, паспорт, солнечные очки, визитные карточки, ключи, маленький магнитофон, три шариковые ручки «Юниболл» и любительский снимок Джека, который она забыла – а скорее всего не удосужилась – выбросить…
– Грейс, ты что? – встревоженно спросил Джек. Золотоволосая стюардесса уже не отрывала от нее глаз – будто плачущая женщина может искать в своей сумочке только пистолет. Грейс подняла глаза и увидела, что табло "Застегните ремни" погасло.
– Все в порядке. – Она схватила свою кредитную карточку и обтрепанную записную книжку, которую искала. – Я сейчас вернусь.
Грейс испытала новый прилив сил, когда протиснулась мимо Джека и направилась к авиателефону, висевшему перед кабиной пилотов.
Видишь, сказала она себе, вставляя кредитную карточку в щель аппарата и набирая номер, в конце концов это не так уж трудно. А может быть, это оказалось не трудным именно потому, что она звонила в «Ланкастер», чтобы отменить заказ на одноместный номер с окнами во двор.
После этого Грейс успокоилась. Она держала Джека за руку, пока франкфуртские небоскребы не превратились в малюсенькие кубики и зеленые немецкие поля не уступили место аккуратно сшитому лоскутному одеялу полей Шампани. Она больше не боялась, что самолет разобьется.
Если есть какая-то волшебная сила, которая удерживает в воздухе этот многотонный лайнер, думала она, ее хватит, чтобы женщина весом в пятьдесят пять килограммов снова воспарила над пропастью.
29
Из окон кабинета на втором этаже Корделия хорошо видела Гейба, стоявшего на деревянной лестнице и подвязывавшего вьющиеся розы к шпалерам.
Сейчас на нем не было шляпы цвета хаки. Солнечный луч раннего лета, пробивавшийся сквозь ветки разросшегося тюльпанного дерева, лежал, как дружеская рука, на его голубой рабочей рубашке. Гейб работал размеренно и неторопливо.
После смерти Юджина Корделия ощущала в себе полную пустоту, как будто была морской ракушкой, выброшенной волной на берег. Но если она потеряет Гейба, худшим наказанием для нее будет сознание того, что она сама в этом виновата.
И тем не менее что еще она могла сделать? Выйти за него замуж?
Корделия сидела за изящным столиком с инкрустацией в виде крошечных птиц и цветущих яблоневых веток. Еще восемь дней, думала она. Библиотека, ради которой пришлось объехать полконтинента в поисках денег, воевать со сталелитейщиками, каменщиками, водопроводчиками, инспекторами по строительству, которая на протяжении полутора лет поднималась вверх на ее глазах, превратившись в конце концов в настоящее чудо из камня и сверкающего стекла, – эта библиотека будет открыта через восемь дней!
Но при всем волнении, которое Корделия, естественно, испытывала сейчас, перед ее мысленным взором все время вставало лицо Гейба, сделавшего ей предложение накануне вечером. В его темно-коричневых глазах светилась еле заметная ирония, вокруг рта были заметны небольшие морщинки. Гейб как будто знал, какой ответ ждет его.
"Я буду счастлива с ним… несколько лет – может быть, пять или десять. А что потом? Превращусь в старуху на седьмом десятке, в то время как Гейб все еще будет энергичным мужчиной, почти в расцвете сил. И он попадет в ловушку – может быть, ему придется возить меня в инвалидном кресле, резать еду на маленькие кусочки, относить на руках по вечерам в кровать".
Кровать…
Жар разлился по телу Корделии. Она вспомнила, как Гейб раздел ее в первый раз и как неловко она чувствовала себя вначале. Как краснела за морщины, за дряблость тела, которое никогда уже снова не станет упругим, сколько бы раз она ни заставляла себя приседать и задирать ноги в салоне Люсиль Робертс, куда Сисси как-то затащила мать. И как Гейб, милый Гейб, успокоил ее поцелуем. Не одним, а многими поцелуями – которыми он осыпал ее лицо, шею, плечи и грудь, как сладостным дождем.
– Как бы я хотела быть снова молодой… для тебя, – прошептала она тогда.
– Ты сейчас красивее, чем когда-либо, – успокоил ее Гейб и, улыбнувшись, убрал мозолистой ладонью седой локон с ее разгоряченного виска. – Я бы не уступил никому ни единой твоей морщинки.
О, как же собственное тело поразило ее! Оно уже забыло о том, что такое вынашивать детей, и не было плодородной нивой, куда мужчина мог бросить свое семя и наблюдать, как оно прорастает… Но все еще было способно глубоко чувствовать и не боялось искать новых ощущений.
Однако сейчас, сидя в кабинете, Корделия задумалась, как долго может продлиться эта страсть, это упоение друг другом. Внезапно словно холодный ветер ворвался в открытое окно, и она задрожала. Когда она перестанет быть женщиной чуть старше среднего возраста, а по-настоящему превратится в дряхлую и беспомощную старуху, будет ли Гейб так же любить ее?
А Сисси? Корделия могла представить, как та ходит с таким видом, будто с ней случилось страшное несчастье.
И, конечно, Сисси будет прислушиваться к злорадному хихиканью и шушуканью о том, что у нее вдобавок к двум оставшимся без отца детям есть еще и потерявшая на старости лет рассудок мать.
Тем не менее Грейс – дочь, о которой она всегда думала, что та совсем не понимает ее, – вероятно, окажется самым горячим и, возможно, единственным ее сторонником, выйди Корделия замуж за Гейба. Ей бы Гейб понравился. Она понимает, что такой брак нельзя объяснить ни материальными выгодами, ни помешательством Корделии. "Она поймет меня и в том случае, если я решу не выходить замуж за Гейба". Именно Грейс писала ей в прошлом году, что для нее брак означает не только партнерство двух людей: он включает в себя детей, сестер, братьев, родителей – это что-то вроде объединения близких людей.
Грейс! Корделия почувствовала, как солнечное пятно, ползущее по выцветшим бледно-желтым обоям, согрело ее своим теплом. Захватили воспоминания о свадьбе Грейс, состоявшейся на позапрошлое Рождество. Она полетела тогда в Нью-Йорк на свадебную церемонию, зная лишь, что свадьба будет скромной, но ей не сообщили, чего следует ожидать… И как же чудесно все было! Включая синагогу, которую Грейс и Джек выбрали для церемонии – великолепный старый памятник Нижнего Истсайда. Находившаяся сейчас на реставрации, холодная, немного обветшавшая, она была тем не менее прекрасной оправой для ее старшей дочери, всегда стремившейся плыть против течения. Даже свадебное платье Грейс было необычным – по крайней мере, для этого континента – простое, до колен, прелестного бирюзового цвета, крытое тончайшим шелком. Позднее Грейс призналась, что купила этот шелк в магазине индийских сари на Лексингтон авеню.
На церемонии не было ни подружек невесты, ни шафера. Присутствовали только дети Грейс и Джека, похожие на букет поздних роз в руках невесты. Корделия улыбнулась, вспомнив, как неловко чувствовал себя Крис в костюме и галстуке – и все же было видно, что ему нравится вся эта затея. Дочь Джека, Ханна, в темно-зеленом бархатном платье, с забранными наверх прекрасными волосами напомнила Корделии девушек из романов Э.М.Форстера.[35] А сын Джека выглядел таким красивым, что мог сойти за жениха. Только он не улыбался. Кажется, Грейс говорила, что он был трудным ребенком, что сейчас Бен лечится у психотерапевта и что отец часто сопровождает его на прием к врачу. И все же по тому, как Джек прижал к себе и обнял своих детей в конце церемонии – после того как поцеловал Грейс, – было видно, что он горячо любит обоих.
35
Форстер Э.М. (1879–1970) – английский писатель, автор психологических романов на семейные, бытовые и моральные темы.