– Оставьте вашу проповедь! Если бы не Роджер, вы бы здесь сейчас и не сидели, – глумливо заметил агент Янга – Рейт. Он всегда старался всех перехитрить, заполучить более выгодное предложение от кого-то еще даже в тех случаях, когда сделка уже была оговорена со всех сторон, на ходу придумывая мифических лиц, якобы предложивших более высокие ставки, пытаясь поднять цену на аукционе. Рейт бросился в атаку: – Вы уже отпечатали семьсот тысяч экземпляров "Операции «Кримсон» и почти два миллиона в бумажной обложке.
У вас есть другой автор, тиражи которого хотя бы близко подходят к этим цифрам? Вы можете посмотреть мне прямо в глаза и сказать, что вы не обязаны Роджеру своей говенной должностью в этом заведении?!
– Он для нас весьма важен, – ответил Джек.
– Тогда какого черта мы вообще здесь делаем?
– Обсуждаем, как нам объяснить тот факт, что Роджер завершает турне раньше запланированного.
Джек выдержал негодующий взгляд Рейта. Он чувствовал, как рубашка от пота приклеивается к его лопаткам. Двадцать лет каторжного труда, чтобы стать кем-то, создать компанию, издавать книги, которые очень нравятся людям, и только для того, чтобы выкинуть все это на свалку? Ради чего? Чтобы стать более святым, чем Папа римский? Ради принципа.
А что, если мы пойдем на попятный? Насколько легче и проще поверить, что никто никому ничего плохого не сделал. Я бизнесмен, а не арбитр в проблемах морали. И хозяин положения – Роджер Янг, а не Джек Гоулд или Курт Рейнольд.
Вдруг Джеку вспомнились слова, которые он где-то читал: "Ты должен мыслить как герой, чтобы жить как добропорядочный человек". Но понимал ли тот, кто это придумал, что самое трудное слово в английском языке, как и в любом другом, – слово "нет"?
Джек перевел взгляд на Рейта, который заерзал в кресле так, словно кто-то удерживал его в нем против его воли.
– Вам бы следовало целовать землю, по которой ходит Роджер, за то, что он соглашается участвовать в вашей долбанной поездке! – сердито проворчал Рейт.
Рейт был прав. Писателей вроде Роджера обычно умоляют совершить рекламную поездку.
– Вы, наглый сукин сын, да я!.. – Лицо Роджера исказилось, нет – распухло, налилось кровью и заблестело… Янг порывисто вскочил на ноги. – Да ко мне прибежит любой издатель, стоит мне только щелкнуть пальцами! Что вы о себе возомнили?
– Роджер, мне не хочется вас огорчать еще больше, вы уже и без того расстроены, но вы понимаете, что вас до сих пор не арестовали только чудом? – Джек продолжал говорить все тем же рассудительным тоном, насколько ему позволяла выдержка, напряженно ощущая внезапные колики в животе. – Если Сью Маккой решит выдвинуть обвинения…
Рейт повернулся к своему клиенту, руками, будто спрессовывая воздух перед собой, как это делают дирижеры, снижая звук грохочущих тарелок.
– Давайте посмотрим, правильно ли я все понял, – начал он. – Вы отправили Роджера с этой… этой легкомысленной женщиной, которая заявляет…
– … что он пытался ее изнасиловать, – закончил Джек, впервые с начала разговора перестав подбирать слова и больше не скрывая отвращения. – Эта легкомысленная женщина, как вы ее назвали, – замужем и мать четверых детей. Она – один из лучших наших представителей. Наши клиенты ее любят, у нее отличные отзывы от авторов, с которыми она работает. Но вы, Роджер, заставили ее пройти через чертовские испытания. – Джек нервно вздохнул, – она вполне может и вправе обвинить вас.
На лишенном подбородка лице Янга появилось новое выражение: страх.
– Нет, нет, вы меня не поняли… я… она… Даже Рейт теперь уже не казался таким надутым.
– Боже, но это же… это самоубийство. Вы уже вложили в эту книгу сотни тысяч! Реклама! Журнал «Пипл». Автографы, да за ними выстроятся очереди вокруг квартала.
Джек почувствовал зарю триумфа, и спазмы в его животе стали понемногу ослабевать.
– Вы, наверное, думаете, что я не пересчитывал цифры раз двадцать? – сказал он, намеренно подпуская легкую нотку сожаления в свои слова. – Давайте посмотрим, что можно сделать.
После напряженного молчания, которое показалось Джеку вечностью, чудо без подбородка утонуло в своем кресле. Джек чувствовал, что близок к победе, но оставалось ощущение гадливости из-за того, что вообще приходилось вести переговоры с этим мерзавцем.
– Я подумал о турне… без поездок, – продолжал он, как будто они все были спокойны и пребывали в полном согласии. – Еще один, максимум два дня, и мы дадим вам возможность выступить по радио и телевидению – от побережья до побережья. Ну и, конечно, интервью для прессы. Мы сможем организовать их здесь, в Нью-Йорке. По телефону. И вам не придется торчать в аэропортах из-за опоздания самолетов, не придется есть паршивую еду в гостиницах. А к концу недели – пожалуйте на отдых в Уэстпорт, а то и на Антибы.
Ожидая ответа Роджера, Джек вдруг поймал себя на том, что затаил дыхание.
Янг загасил сигарету в пепельнице, которые раздавали на весенней распродаже книг по самоусовершенствованию. Надпись золотыми буквами вокруг нее гласила: "Брось курить, пока ты еще жив". Романист откинулся на спинку кресла, вызывающе сложив ручки на груди.
– Прежде всего мне этот проклятый рекламный тур вовсе и не был нужен. Это вы меня уговорили.
Он отступает! Джек с трудом удержался от улыбки облегчения.
Рейт поднял глаза от газетной вырезки, которую крутил в пальцах, будто представляя, что это рука Джека.
– Послушайте, Джек, вы можете нам пообещать, что… что не будет утечки никакой негативной информации?
– Ничего не могу вам обещать, – ответил Джек, сделал паузу, а потом добавил: – Но Роджер, наверное, сможет без ущерба для себя поговорить с леди, о которой шла речь. Может быть, даже принести ей извинения.
Через несколько минут, провожая Янга и его агента, Джек жалел об одном – придется предупредить Бена, прежде чем информация просочится: есть вероятность того, что после очередной книги Янг расстанется с издательством.
Бен, безусловно, страшно рассердится. Он много улыбался, казался настолько же добродушно-веселым, насколько Ханна была подвержена влиянию темперамента, но внутри…
Развод? Может быть, но все было гораздо сложнее, догадывался Джек. Все уходило корнями в те времена, когда он пытался создать «Кэдогэн» и крайне редко бывал дома с Натали и маленьким Беном.
Уже потом, лет восемь тому назад, Бен, только что окончивший колледж, пришел к нему работать, полный собственного достоинства. Джек тогда немного сбил с него спесь, засадив в отдел писем… И Бен стал по-настоящему обижаться на отца. Все внеурочные часы, необходимость выпрашивать рукописи, чтобы шлифовать свое редакторское мастерство и доказать свою способность работать, стали способом выражения Беном своего отношения к отцу: "Черт с тобой, но я докажу тебе, даже если это меня сведет в могилу".
Тоска камнем давила на желудок Джека. Он поднял трубку, чтобы позвонить Бену.
– Джек, удели мне пару минут, а?
В кабинет вошел Курт Рейнгольд. Невысокий, жилистый, с седеющими волосами, которые стояли ежиком, новый главный администратор «Кэдогэна» напоминал Джеку карикатуру: человек засунул палец в электрическую розетку. Но Рейнгольд-то не погорит, подумал он. Плохо будет всем вокруг него, особенно тем, кто стоит у него на пути.
Джек знал двух Рейнгольдов. Рейнгольд – главный администратор, прямой и деспотичный, требовал, чтобы все делалось только так, как сказал он. Мог встать и уйти с совещания, оставляя тебя на середине фразы… И Рейнгольд-семьянин, женатый вот уже тридцать лет, с пятью детьми, для которых он всегда находил время, даже несмотря на непрестанные перелеты в Лондон, Франкфурт, Рим, Париж и обратно. Не говоря о его тайной страсти, о которой ходили слухи: выпекать хлеб по рецептам, которые он собирал во время своих путешествий.