Тем не менее когда она вернулась обратно к комнате Ханны, сердце Грейс билось где-то в горле. Она тихо постучала.
– Входите, – сонно отозвалась Ханна.
Она нашла Ханну сидящей в кровати и читающей. Ее рассеянное выражение лица моментально изменилось, став замкнутым. Она с шумом захлопнула книгу. Поспешно, прежде, чем Ханна успеет попросить ее выйти, Грейс пересекла комнату и поставила подарок на смятую простыню, прикрывающую ноги Ханны.
– Счастливого Рождества.
Ханна изумилась, ничего не понимая.
– Что это? – спросила она точно так же, как обычно спрашивал Крис, когда она ставила перед ним тарелку с незнакомым блюдом.
– Открой и посмотри, – сказала Грейс весело.
Ханна медленно сняла обертку, словно опасаясь, что оттуда что-нибудь выпрыгнет и укусит ее. Или – что еще хуже – ей понравится то, что принесла Грейс.
Но когда открылась верхняя крышка коробки и из тонкой оберточной бумаги показался кожаный жакет Лилы, даже Ханна не смогла сдержать своего восхищения.
– О, это… это… – произносила она запинаясь, набрасывая его на майку, которая заменяла ей пижаму. – Это как раз то, что мне хотелось! – Потом, словно осознав, что она утратила бдительность, Ханна покраснела и ее рот вытянулся в тонкую линию. Болезненно вежливо она добавила: – Большое спасибо. Очень мило с вашей стороны.
– Это в каком-то смысле досталось тебе по наследству, – объяснила Грейс. – В другой жизни это принадлежало Брюсу Спрингстину.
Ханна округлила глаза, наверняка подумав, будто Грейс насмехается над ней.
– Правда, – сказала Грейс. – Моя подруга Лила знакома с ним – он заходит в ее салон по уходу за собаками.
– Ты не шутишь? – Ханна слегка расслабилась. Ее глаза засветились. – Ты не выдумала все это?
– Это правда, но не говори никому, не поверят. Это будет наш секрет.
Во взгляде Ханны отразилось сомнение по поводу возможности совместных секретов, но с драгоценной кожаной курткой на плечах ей оставалось только кивнуть в знак согласия.
Где-то вдали, за окном, прозвенел колокольчик, и Грейс вспомнились слова детской сказки: "Колокольчик звенит – значит, еще один ангелочек заслужил себе крылышки". И тут Ханна улыбнулась ей – прямой, естественной и открытой улыбкой.
Я не ангел, подумала Грейс, но уж точно заслужила эту улыбку.
– Пойду-ка я спать, – сказала она в повисшей тишине и, слегка приуныв, направилась к двери.
На полдороге ее остановил тихий голос Ханны.
– Грейс…
Она обернулась, скрывая радостное ожидание. Вдруг Ханна хочет просто попросить ее погасить свет или опустить шторы?
– Счастливого Рождества, – сказала Ханна тепло, без тени сарказма. Но, прежде чем Грейс успела возрадоваться, добавила: – Ты не погасишь свет?
11
Возвратившись домой, Грейс в ожидавшей ее почте нашла два письма из Блессинга. Первое, написанное на толстой кремовой карточке твердой и точной рукой матери, оказалось тягостно кратким: "Дорогая Грейс.
Благодарю за приглашение. Приеду 15 января и остановлюсь у Уина, чтобы тебя не беспокоить. Передай Крису, что я его люблю.
Как всегда,
Мама".
Другое письмо было подлиннее, написанное округлым детским почерком Сисси. Грейс даже показалось, что розовая писчая бумага с цветочным орнаментом слегка пахнет ее любимыми духами "Шалимар".
"Дорогая Грейс!
Спасибо за ножи для бифштексов, которые ты прислала ко дню нашей годовщины. У меня такие уже были, это те, что тетя Ида подарила нам на свадьбу, но они не с костяными ручками. Очень жаль, что ты не смогла приехать, но, честно говоря, твое присутствие расстроило бы маму, а я очень о ней беспокоюсь. Она в последнее время сама на себя не похожа.
Скажу прямо, мама кое с кем встречается. Не называю его имени главным образом из-за того, что не хочу даже его произносить. Скажем так: он преподавал английский в школе, пока не свихнулся. Не вижу другой причины, что могла бы заставить взрослого мужчину бросить все и пойти в садовники, чтобы этим зарабатывать себе на жизнь. Ты догадаешься, кого я имею в виду. Она говорит, что он для нее просто друг, но кто может знать? И вот на днях, когда я заехала к ней, чтобы одолжить у нее пылесос (мой – в ремонте), он пил кофе на кухне, с закатанными по локоть рукавами рубашки, будто он и есть хозяин этого дома. Он что-то рассказывал маме такое, от чего она смеялась буквально до слез. Я была в шоке, чтобы не сказать больше.
Это все к тому, что стресс, который мама испытала, ты знаешь, в связи с чем, действительно выбил ее из колеи. Конечно, я делаю все, что в моих силах, чтобы поднять ее настроение. Она пытается скрывать свое состояние, но я могу ручаться, что ей на самом деле плохо (пожалуй, кроме как с мистером Р., что и показывает, как далеко зашло дело). Мне кажется это вполне естественным, поскольку ее родная дочь собирается опубликовать целый воз вранья о нашем папочке.
Грейс, как ты можешь? В конце концов, разве мама и папа о тебе не заботились? Я знаю, что вы с ней никогда особо не ладили, но что она тебе сделала, чтобы быть так наказанной? Мать чуть ли не загнала себя в могилу, стараясь добыть деньги для строительства мемориальной библиотеки папы, которая из-за статей о твоей книге может даже и не быть построена вообще. Если в тебе осталась хоть капля порядочности, прекрати все это и оставь его память в покое.
Что касается планов мамы поехать в Нью-Йорк, то я опасаюсь такого дальнего путешествия. Здоровье у нее уже не то, что раньше, хотя это может пойти ей на пользу. Я знаю, что в глубине души ты желаешь ей добра, как и я.
Бич шлет тебе наилучшие пожелания. Он пока в отпуске и подумывает сменить работу. Его будет недоставать в Спэнглер Додже, но для него стало здесь тесно и нет перспектив. У него хватает сообразительности, чтобы не держаться за место. Он думает занять место управляющего в новом филиале Сиззлера в Малбери Эйкре, так что подождем – увидим.
Твоя сестра
Каролина.
P.S. Еще благодарю тебя за подарки мальчикам к Рождеству. Костюм, который ты прислала Бо, оказался слишком маленьким, так что я отсылаю его обратно. Надеюсь, ты сможешь его обменять, но не переживай, если этого не удастся".
В приступе раздражения Грейс скомкала письмо сестры и швырнула его на пол. Сестра хочет представить дело таким образом, что она очень заботится о матери!
Но так же быстро, как пришло, раздражение на сестру вдруг исчезло. Бедняжку Сисси даже нельзя считать терновым венцом – так, маленькая заноза. Как бы то ни было, Сисси можно только пожалеть, у нее в жизни ничего не было, кроме отвратительного мужа ("Меняет работу" – не поверю! Они его наверняка уволили.) и этих невозможных мальчишек.
Мысли о матери бросили ее в жар, несмотря на то, что термостат на чердаке в ее отсутствие установили всего на 13 градусов. Джек уговорил ее пригласить мать, но Грейс все время жалела об этом, хотя не была уверена, что мать согласится. А теперь она приезжает! Грейс почувствовала, как у нее подвело живот. Причина была не только в том, что она нервничает, – она чувствовала себя неготовой.
Мать, однажды решив что-либо, была затем непоколебима. Так как же ей, заблудшей дочери, убедить мать отозвать судебный иск, которым она угрожает? Если б я только могла положиться на кого-нибудь помимо Уина – на кого-нибудь, кто мог бы мне помочь убедить ее…
Джек? Он великолепен на переговорах. Но с чего мать должна прислушиваться к его мнению? Она его совсем не знает, а то, что он ее, Грейс, издатель, только настроит мать против него.
Но до приезда матери остается еще две недели, напомнила она себе. Какой смысл начинать волноваться сейчас?