Крис пожал плечами, однако Ханна заметила, что он почувствовал облегчение.
– Да так, кое-что… Старый хлеб и коробка яиц. Немного сыра, но, по-моему, он заплесневел.
– Что, если я сделаю омлет? Срежь плесень с сыра и сделай тосты. – Она наклонилась, чтобы почесать собаку за ухом, и та благодарно заколотила хвостом по полу. – Как его зовут?
– Коди.
– Хорошая собака.
– Нормальная.
Но в глазах Криса читалось обожание.
Она достала яйца, соус «Табаско», чашку с отбитым краем, в которую они с Беном обычно кидали мелкие монетки, и вдруг почувствовала, что кто-то легонько коснулся ее локтя. Она обернулась – это был Крис, глядевший на нее, как шпион из фильма о Джеймсе Бонде, которого загнали в угол, и он вдруг понял, что его жизнь в руках того, кто его захватил.
– Ты никому не скажешь, а, Ханна?
– Клянусь! Чтоб не сойти мне с этого места.
– Правда?
Он прикусил нижнюю губу.
– Ты знаешь слово из двух букв, которое начинается на «д», а кончается на "а"?
Правда, Ханна надеялась, что при легком нажиме ей удастся уговорить его позвонить домой.
Крис двинулся к ней, и на секунду Ханна растерялась, решив, что он собирается ее обнять, но потом поняла, что он просто тянется к полке холодильника за ее спиной, чтобы достать сыр.
– Проверь шкафчик под раковиной, где-то там должна быть банка с собачьей едой. – Она повернулась к нему спиной и стала рыться в отделении для специй в поисках перца. – Открывалка в ящике стола около плиты… И подальше от меня с этими консервами, а то меня вырвет.
– Ханна?
Он стоял возле раковины с заржавленной банкой «Альпо» в одной руке и консервным ножом в другой. Крис выглядел таким жалким, что ей захотелось обнять его.
– Что?
– Спасибо тебе за то, что ты не зануда.
– Это нелегко, но иногда у меня получается.
– Если моя мать узнает, что я добрался сюда на попутке…
– А моя сдерет с меня шкуру за то, что я взяла ее машину. Почему бы нам не помолчать и не поесть?
Они расправились с омлетом, и Ханна выложила то, что было у нее на уме:
Слушай, я понимаю, это меня не касается, но ты должен позвонить матери и отцу. Они, наверное, с ума сходят.
– Ничего, переживут.
На лице Криса появилось жесткое выражение. Он стал казаться старше своих тринадцати лет.
– Понимаю, что ты чувствуешь, – вздохнула Ханна.
– Правда?
– Иногда, когда отец и мать вместе, я чувствую себя между двух огней. Чаще всего такое бывает из-за матери – она всегда старается выудить из меня всякую грязь о твоей маме. Может быть, отчасти поэтому я и ссорилась с Грейс – если бы ее не было, мать перестала бы придираться ко мне. Вообще-то ей на меня наплевать, – добавила она с горечью.
– И я устал быть между двух огней. – Унылый и подавленный, со ртом, перемазанным вареньем, Крис выглядел сейчас четырехлетним ребенком. – Почему они не могут просто… остановиться?
– Потому что увязли во всем этом! И не знают, что теперь делать. – Ханна, удивившись своей неожиданной проницательности, добавила быстро: – Ты просто позвони, можешь даже не говорить, откуда ты звонишь.
– Не знаю…
Ханна тут же отступила:
– Ну, как хочешь.
Крис замолчал. Он вытирал корочкой хлеба тарелку, пока не подобрал последний кусочек омлета. Наконец он произнес слабым голосом:
– Наверное, ты права.
Глубоко вздохнув, он с трудом поднялся с шезлонга. Минутой позже она услышала, как он говорит по телефону из соседней комнаты:
– Мама? Все хорошо, мам, у меня все в порядке… Не плачь. Я у Ханны, со мной все хорошо. – Чувствовалось, что он сам вот-вот расплачется. – Давай поговорим потом. Я сейчас немного устал… – Остальные слова заглушил треск клапана термостата.
Ханна мыла посуду, когда услышала голос Криса позади себя.
– Я сказал ей, что собираюсь переночевать здесь. Ты не против?
– Конечно, нет, – ответила она небрежно, отвернувшись от него, чтобы он не заметил, как она затаила дыхание. – Поедем в город сразу же, как встанем.
Крис не стал возражать.
– Это лучше, чем голосовать на шоссе! – воскликнул он.
Даже остановившись позавтракать в Грейт-Баррингтон, они добрались до города в половине одиннадцатого, как раз вовремя для Ханны, чтобы избежать взрыва ярости матери, которая давно уже отправилась на работу.
Ханна осторожно объехала огромный фургон, занявший второй ряд, и втиснула «мерседес» перед домом Грейс. Выключив зажигание, она вздохнула с облегчением: ни вмятины, ни даже царапины. Единственное, из-за чего мать раскричится, были шерсть Коди и грязные следы от собачьих лап на заднем сиденье.
Крис, сидевший рядом, выглядел испуганным.
– Мама здорово разозлится на меня.
– Нет. Самое страшное – она задушит тебя в объятиях и прольет на тебя ведро слез.
В лифте Крис повернулся к ней с неуверенной улыбкой:
– Знаешь, ты могла бы этого не делать… не подниматься.
Но он был благодарен за то, что она рядом.
Ханна не сказала, что на то у нее были свои причины. Если Грейс и рассердится на кого-то, думала она, так это на меня.
Но на лице Грейс было написано такое облегчение, что все остальное было забыто. Вскрикнув негромко, она кинулась к сыну и крепко прижала его к себе.
Самое удивительное, что Крис, вместо того чтобы, как обычно, ощетиниться, тоже обнял мать. Коди кружил вокруг, лая от возбуждения, и все вместе они представляли зрелище, достойное слезливых сериалов, к которым Ханна испытывала отвращение. На этот раз она не смогла сдержать улыбки.
Стоя на пороге, она увидела пожилую женщину – бабушку Криса, как она догадалась. Та тоже выглядела уставшей, но седые волосы были аккуратно причесаны, а губы – накрашены. Когда Грейс наконец отпустила Криса, бабушка подошла и пылко обняла внука.
– Ты так напугал маму и меня! – укоризненно сказала она. Но в голосе легко угадывались нежность и чувство облегчения. – Не будь ты взрослым, я хорошенько отшлепала бы тебя.
Крис казался смущенным.
– Как ты оказалась здесь, Нана?
– Нана составила мне компанию, – объяснила Грейс. – Мне было очень плохо, пока ты не позвонил.
– Когда-нибудь, когда у тебя будут дети, ты поймешь нас, – вздохнула бабушка Криса.
Внезапно, словно только сейчас заметив, что Ханна стоит в дверях, Грейс обратила к ней сияющий взгляд.
– Не хочешь зайти к нам?
В ее голосе не ощущалось злости или беспокойства – в нем звучала только благодарность.
– Нет, спасибо, – пробормотала Ханна, – мне нужно ехать домой… – Мысль о собственном возвращении, которое будет совсем другим, доставила ей боль. Может, по дороге заглянуть в офис к отцу? Ханна спросила: – Папа здесь?
– Нет.
Печальный тон, которым Грейс произнесла эти слова, поразил девочку. Будто его уже никогда здесь не будет…
Когда-то Ханна надеялась на это, временами даже интриговала, чтобы этого добиться, но сейчас почему-то не могла вспомнить, за что же она так не любила Грейс. И почему считала, что отцу без Грейс будет лучше.
24
Двумя днями позже, когда Джек наконец-то позвонил, Грейс была так рада услышать его голос, что даже не обратила внимание на его серьезный тон. Он хотел встретиться с ней, обсудить все подробно. Все обойдется, убеждала она себя. Джек предложил подвезти ее мать в аэропорт во второй половине дня, что давало им возможность поговорить на обратном пути, и Грейс сразу же согласилась.
Поездка в Нью-Йорк, однако, оказалась напряженной. Мать болтала о Крисе, о своем саде, о людях, которым она должна позвонить насчет библиотеки, а Грейс не могла оторвать взгляда от Джека. Потому что даже когда он улыбался и отвечал ее матери, в его глазах оставалась грусть, а подбородок словно каменел. Ей тоже стало грустно и тревожно. Но в лучших традициях семейства Клейборн она сохраняла на лице сияющую улыбку.
Наконец Джек свернул к пандусу зала вылетов и стоянке авиакомпании «Дельта». Он переложил чемодан Корделии на тележку грузчика, а потом очень мило, хотя и несколько официально, поцеловал ее в щеку.