– Сколько? – спросил рыбак. Он не любил тратить лишних слов, и особенно не любил тратить их на лишних людей.
– Четыре, восемь – сколько есть.
Парнишка с любопытством заглянул в лодку и едва удержался на ногах, когда мозолистая рука толкнула его в плечо.
– Знаешь, от чего собака сдохла? – спросил рыбак.
Ян покачал головой.
– Совала нос не в свое дело.
Он сам вытащил пойманную рыбу. Перламутровые тушки, уже начавшие тускнеть, одна за другой легли на широкую доску, омытую морской водой.
– Выбирай.
Ян ткнул пальцем в десять самых крупных, немного подумал и прибавил к ним еще три помельче. На кухне столько не требовалось, но он надеялся, что Андреас быстрее забудет о его промахе, если выручит больше.
Длинная тень легла возле него. Юноша непроизвольно отодвинулся.
Рыбак помолчал, что-то прикидывая в уме. Потом назвал цену.
– Опять приезжие? – спросил он, пока Ян облегченно отсчитывал деньги.
– Двое.
– А.
Одним этим коротким восклицанием Андреас выразил сомнение, что в ресторане понадобится столько рыбы, и одновременно дал понять, что это не его дело. Хотят купить – он продаст.
– Русские, – добавил Ян. – За той бабой, которая пропала.
Смуглая рука Андреаса задержалась над купюрами. Юноша хотел спросить, что означает татуировка, но вспомнил о дохлой собаке и промолчал.
– Что, нашлась? – после паузы спросил рыбак.
– Они искать будут.
– Лучше бы рыб нанял, – усмехнулся рыбак.
Ян угодливо хихикнул.
Вообще-то ему нравилась исчезнувшая русская туристка. Она была трели, чокнутая: фотографировала всякую ерунду. Пустую стену, исчерканную тенями. Сломанную ветку. Груду камней. Пыльную дорогу. Как-то раз он спросил, зачем она это делает, когда вокруг столько прекрасных пейзажей.
Женщина усмехнулась и на хорошем английском ответила, что есть уже сто снимков здешнего моря, но нет ни одного снимка местной пыли. Это несправедливо. Если подумать, пыль ничуть не уступает морю. В ней даже можно купаться, – в подтверждение она кивнула на воробьев, барахтающихся неподалеку.
Ян хотел обидеться, что с ним разговаривают как с дураком. Но она подмигнула ему, и он признал ее право уйти от ответа.
И еще она заплатила, когда он показал ей гнездо сорокопута. Целых пять евро, а потом записала номер его телефона и прислала ему готовую фотографию. Заработать пятерку было приятно, но получить снимок птиц – еще лучше. Как будто из пацана на побегушках Яна повысили до помощника профессионального фотографа.
Он очнулся, поняв, что Андреас ему что-то протягивает. Десять евро.
– Завтра придешь сюда снова, – сказал рыбак. – Расскажешь, где они были.
– Кто?
– Русские. Где были и что выяснили.
Ян заколебался.
– Хочешь больше? – оскалился Андреас.
Зловещая двусмысленность прозвучала в его вопросе. Ян торопливо схватил купюру и сунул в карман. Молча сложил рыбу в пакет и уже собирался карабкаться обратно, когда его пригвоздила к месту тяжелая ладонь.
Ему показалось, рыбак не живой, а каменный, как те статуи, что он видел на экскурсии по Афинскому кладбищу. Надавит чуть сильнее, и Ян провалится под землю, сразу в ад.
– Ты же умный парень, правда?
Когда такие люди, как Андреас, спрашивают об уме, они имеют в виду вовсе не способность возводить двадцать семь в квадрат.
– Конечно, – выдавил Ян. – Я никому не скажу, честное слово.
Его потрепали по загривку, вручили пакет. Он выскользнул и кинулся наверх, не замечая крутизны подъема.
Вернувшись домой, Андреас постоял, задумчиво разглаживая купюры. От рук несло рыбой. Деньги теперь тоже воняли. Он принюхался, жадно втягивая ноздрями воздух.
Из кухни вышла жена.
– Позови Мину, – сказал он, не глядя на нее.
Роза скрылась и вернулась, ведя за руку старшую дочь. При виде девушки замкнутое лицо Андреаса озарилось улыбкой. Он усадил ее на табуретку и сам присел перед ней на корточки.
– Сюда могут прийти гости, девочка моя, – сказал он. – Скажи мне, ты делала что-нибудь плохое?
Несколько секунд в голубых навыкате глазах ничего не отражалось. Затем медленно, очень медленно, как издалека плывущее облако, в них появилось удивление.
– Плохое?
– Плохое, Мина. Если тебя станут спрашивать.
– Кто спрашивать, папа?
– Чужие люди. Незнакомые.
Круглое лицо исказилось в гримасе обиды и испуга.
– Я н-ничего плохого! – в голосе прорезались визгливые ноты. – Честное слово!
– Чш-ш! – Андреас положил ладонь на руку дочери. Жена стояла молча в отдалении. – Тише, тише. Я знаю, девочка моя. Главное, чтобы никто не убедил тебя в обратном. Но все-таки расскажи мне. Что дурного ты делала?