На сцене
И чего только ни происходит на сцене. По себе знаю. Все планы, все репетиции, все твои мечты перед выступлением рушатся сразу, как только ты ступаешь на свет, как только тебя оглушают восторженные крики. Это фанаты, долго ожидающие вашего выхода. Это преданные вашему творчеству. Это жаждущие увидеть тебя, услышать твой голос живьем, вожделеющие прикоснуться к тебе. И ты безвозмездно отдаешь им себя: поешь с чувством, вспоминая, что ты ощущал, когда писал эти строчки, танцуешь, как ненормальный, словно последний раз в жизни, выкидываешь в толпу то, что мешает, что не жалко, чтобы оно находилось у них, хватаешь их за пальцы и касаешься горячей кожи. Иногда сам прыгаешь в эту живую волну, которая несет тебя дальше и дальше, а потом возвращает на сцену. Это бесценно. Они так трепетно относятся к нам, правда. Они так хотят нами завладеть, это тоже правда. Тысячи и тысячи людей в унисон с тобой поют песню, которую повторяешь уже миллионный раз и еще столько же будет повторять. И ты понимаешь, что ты не один, вместе с тобой огромная сила, способная своротить горы, высушить океаны, перевернуть Землю без всякой точки опоры. Хочется еще и еще чувствовать эту радость, торжество, ликование души, поющей вместе с другими душами. И восторг так захлёстывает, что тебе нужно выплеснуть всё обратно. Руки горят, по вискам стекает соленый пот, губы пересыхают, внутри всё полыхает от музыкальной страсти. И ты готов совершить что угодно, лишь бы дать этому выход. Прыгаешь в зал. Садишься на шпагат. Делаешь сальто через голову. Пристаешь к барабанщику, потряхивая перед ним волосами. Забираешься к черту на куличики и поешь оттуда. Становишься за гитаристом и шаловливо повторяешь за ним все движения. Врешь движения в танцах с подтанцовкой. Лежишь на полу и поешь, путая тональность. Проходишь всю сцену широкими шагами, чтобы поцеловать басиста. И это, пожалуй, верх безумства. Не потому, что ты целуешь мужчину. Нет. А потому, что это придется потом объяснять газетам и особо пытливым фанатам. Но в тот момент тебя это не волнует абсолютно. И, если бы в нашей группе была девушка, я бы ни за что не выбрал её в качестве цели для моих всплесков эмоций. А басист поймет. Этот парень не раз спасал мою задницу. Бежал за мной через всю сцену обратно, чтобы отдать поцелуй. Как мальчишка улыбался и смеялся, продолжая играть. Он вообще никогда не сбивался при этом. Умелые руки. В порыве музыкальной страсти прижимаешься к нему, чувствуя бешенное сердце, переполняющееся отрадой и услаждающееся ею. В тот момент хочется расцеловать всех в зале, но твоих губ просто не хватит для этого, а потому всё концентрируется на одном человеке, и отдаешь ему, ему одному. И всё оставшееся время выступления поглядываешь на него, как он виртуозно перебирает струны, крепко держа гриф рукой с рельефными венами. Сколько бы раз ты ни целовал его на сцене или за ней, этого будет мало. Полный эйфорией, полученной от дикой энергии фанатов, я отдаю её всю ему. И мне неважно, что потом будут писать и судачить о нас. И пока мы играем вместе, пока в один момент наши сердца поют в унисон, я буду любить эту сцену, это занятие, этого человека…
Артур
Я мчал весь день и ночь,
чтоб наконец увидеть мощь,
сражающую мой уставший дух.
Увидеть темный пух,
что на щеках юнца едва
проклюнулся, как птенца голова.
Увидеть блеск роскошных локон,
спадающих на плеч, как волн.
А завтра вновь бежать на бой,
лишь бы дышать одним тобой,
Артур Пендрагон.
Я был когда-то молодым,
сильнее ранее, красивее, бойчее,
но вдруг куда-то пыл исстыл,
и, побежденный, я склонил главу горячую.
Малец, ходивший недалече
в обносках, стал королем и верхом судеб,
он сделал мир наш маленький, калеченный,
прекрасною державой (никто не обессудит).
Толпы народу тянутся за ним.
Кто скажет, что ране был он крестьянин?
Я мчался встретить взор его
светлейших глаз, что видел пред собою
кажду ночь, как божество,
они вели меня сквозь тьму и смрад. С мольбою
я обращался к ним.
И вот, влетая в ворота, я слышу:
кличут короля.
Несу ему весть добрую; конь пышет;
наутро та земля,
что скрыта трупами погибших рыцарей,
сдается нам под силою мечей
и королю Артуру.
«Мой юный, славный, добрый друг,
скажи, что происходит здесь вокруг,
пока я был на том краю шара земного?»
«Давно тут не было враного,
тяжела взора твоего,
о, Ланцелот Озерный.
Давно во граде говорили, что ты вернешься непременно,
а я следил за кошкой, старался локоть не чесать, суеверный.
Прости, ты голоден, наверно?»
«Ты дай себя, тобой насыщусь совершенно».