Но императрица уже не слышала его. От рук, скользящих по ее телу, к горлу подкатывала тошнота, в глазах темнело от ужаса, ноги почти не держали. Усилием воли она заставила себя заговорить, буквально выталкивая каждое слово:
— Я должна подумать.
Он слегка прицокнул языком, но чуть отстранился.
— Что ж. Это разумно. Думаю, я могу дать тебе немного времени, наивное дитя. Смирись с неизбежным, — его руки сжали ее грудь, почти лишая дыхания. — Как бьется в страхе твое сердечко, как соблазнительно ты пахнешь страхом и отчаянием! Впрочем, я знаю, каким будет твой ответ, а потому готов растянуть ожидание — слаще будет вкус победы.
Он склонился и оставил на ее шее холодный поцелуй. Арселия содрогнулась и все-таки вырвалась, торопливо стирая рукавом след его прикосновения.
— Даю тебе три дня, — его губы растянулись в приторной улыбке, а глаза — неподвижные, не мигающие — горели каким-то диким огнем.
Сиф Йонна коротко поклонился и покинул лужайку, а Арселия опустилась на траву и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
53. Побег
Мушарафф бен Рушди проснулся среди ночи от странных звуков. Рабовладелец жил один, повариха и конюх приходили на службу только днем, а мальчишка-слуга как раз сегодня отпросился навестить родных. Поэтому, когда внизу тихо скрипнула калитка ворот, хозяин дома открыл глаза, удивленно прислушиваясь. Стукнула входная дверь, затем чья-то тяжелая поступь послышалась на лестнице. Один шаг, другой, третий, легкий скрип четвертой и пятой ступеней — их давно надо было заменить — и снова едва уловимые шаги. Кто-то поднимался на второй этаж дома.
Мушарафф вскочил с постели и бросился к столу — в верхнем ящике должен был лежать нож для писем. Сражаться работорговец не учился никогда, его оружием всегда были вежливость, внимательность и умение понять покупателя. Но тот, кто тихо крался по спящему дому, вряд ли пришел сюда с добрыми намерениями, а потому встречать его с пустыми руками не хотелось. О том, что плохо заточенная полоска стали длиной едва ли больше ладони, будет выглядеть смешно даже против обычного кинжала, старый работорговец подумать не успел. Времени хватило только на то, чтобы отпрыгнуть в самый дальний и темный угол помещения, скрывшись за оконными занавесками.
Дверь бесшумно открылась и на пороге комнаты застыл высокий силуэт. Одет мужчина был во все темное, даже лицо скрывал потрепанный шарф, намотанный до самых глаз. Гость быстро оглядел спальню, подошел к кровати, коснулся рукой еще теплых простыней, метнул взгляд на окно — закрыто легкими решетчатыми ставнями — и уже более внимательно осмотрел комнату. Что-то в его движениях показалось Мушараффу смутно знакомым.
— Где вы, почтенный? — работорговец едва не подпрыгнул на месте от облегчения — глаза не обманули его. Гость услышал едва уловимый шорох в углу и повернулся туда. — Ах вот как. Опустите нож, я не причиню вам вреда. Скорее даже наоборот.
— Вы напугали меня до полусмерти, — дрожащим еще голосом ответил Мушарафф. — Я как раз искал встречи с вами, у меня есть очень важные новости. Но не ожидал, что вы явитесь ко мне среди ночи, как взломщик и грабитель.
— Ну в целом можно сказать, что я действительно собирался стать в некотором роде грабителем. Мне нужно похитить вас из вашего же дома.
— Что? — опешил работорговец.
Малкон приложил палец к губам, призывая собеседника к тишине.
— За вашим домом уже два дня ведется очень пристальная слежка. Я видел соглядатаев тут и раньше, но редко, и не более одного человека за раз. Сейчас их было пятеро, а днем и того больше. Боюсь, люди Сифа Йонны пронюхали о наших с вами делах, а, быть может, вы привлекли внимание тайной службы иным способом. Простите, если это моя вина. Однако теперь вам придется пойти со мной — вы видели меня в лицо, знаете мое имя, а для господина Йонны это крайне ценная информация, которую он пока не должен получить.
Мушарафф непонимающе уставился на собеседника.
— Вы сказали, что было пятеро. А сейчас?
— А сейчас — ни одного, зато у тайной службы стало на пять человек меньше.
— Вы их… убили? — прошептал изумленно Мушарафф.
— Не в одиночку, но да. Все верно.
Работорговец непроизвольно сделал шаг назад.
— Не бойтесь, — Малкон истолковал это неловкое движение совершенно верно. — Для вас я не опасен. По крайней мере до тех пор, пока мы с вами слышим и понимаем друг друга. Соберите вещи: только самое важное, одежду и еду не надо, все равно придется переодеваться и уходить налегке. Лишь важные документы, деньги, драгоценности, если хотите. У вас десять минут.
— Я не собираюсь идти с вами! — вспылил Мушарафф. — Что за глупости — бежать куда-то в ночь с малознакомым человеком, который, не стесняясь, сознается в убийствах?
— А вы предпочитаете остаться тут? Познакомитесь с Сифом Йонной лично, а заодно узнаете, так ли глубоки подвалы под императорским дворцом. Отчего-то мне кажется, что раскаленные клещи в руках палача — не совсем то, что вас обрадует.
— Откуда мне знать, что вы не лжете?
— Ниоткуда. Но для шуток у нас нет времени. Собирайтесь сами, не заставляйте вытаскивать вас отсюда силой.
Малкон настороженно наблюдал за улицей из-за решетчатых ставен. Пока вроде бы все было тихо. А Мушарафф растерянно замер перед столом и шкафом — полки были заставлены аккуратными рядами хозяйственных книг, папками с документами, разнообразными записями. Взять это все с собой он, разумеется, не мог, а бросить на произвол судьбы дело всей своей жизни по приказу малознакомого человека было свыше его сил. Малкон чуть обернулся:
— Только самое важное. То, что может погубить чьи-то жизни. Остальное, увы, придется бросить.
— Да-да, — работорговец внезапно почувствовал тяжесть в груди и медленно осел в кресло.
Малкон выругался себе под нос, вышел из комнаты, скрипнули ступени лестницы, затем с кухни донесся звук передвигаемой посуды и хлопанье дверей шкафчиков. Прошла минута — и незваный гость вернулся с глиняной кружкой и бутылкой вина. Вынув зубами пробку, он налил темно-рубиновой жидкости почти до краев и сунул работорговцу в руки.
— Пейте. До дна.
Мушарафф попытался отказаться, но, поймав тяжелый взгляд светлых глаз, послушно проглотил все до капли. “Теперь я на ноги встать не смогу”, - подумал он с каким-то мрачным злорадством. Но, к его удивлению, слабость отступила, сердце начало успокаиваться, и даже мысли заработали спокойнее и быстрее.
— Рад, что вам лучше, — Малкон опустился перед торговцем прямо на пол и сказал как-то совсем просто, суровый тон его уступил место сочувствию: — Извините, что все так внезапно. Вам тяжело сейчас, у вас мир рушится, а я тороплю вас, выгоняю в ночь и неизвестность. Мне жаль, поверьте. Но единственное, чем я могу помочь — попытаться спасти вас. Вы кажетесь мне хорошим человеком, я не хочу взваливать на себя груз вины еще и за вашу жизнь.
Мушарафф оглянулся по сторонам, тряхнул головой, отгоняя усталость, и встал.
— Всего минута.
Он быстро накинул на себя обычную одежду: рубашку, штаны, просторный балахон. Голову покрыл скромным тюрбаном, отлично, впрочем, спрятавшем отливающие серебром волосы. Снял с шеи ключ, отпер замок на ящике стола, вынул оттуда какие-то документы, уложил их в сумку. Затем достал из шкафа несколько увесистых кошелей с монетами и один, поменьше, с камнями.
— Я готов.
На улице ухнула ночная птица. Малкон нахмурился:
— Пора. Держитесь позади меня. Если со мной что-то случится, доверьтесь моим друзьям — они выведут вас.
Вдвоем они выскользнули на улицу через калитку для прислуги. Из темноты к ним вынырнули еще двое, прикрывая по сторонам и со спины. Малкон шел впереди, часто останавливаясь у поворотов, прислушиваясь, всматриваясь во мрак. Несколько раз приходилось прятаться в узких переулках, пропуская мимо ночную стражу, однако, чем дальше от богатых кварталов они уходили, тем реже встречались на улицах патрули. В конце концов нижний город надежно укрыл их от преследования.