— Моя сестра… Муж… Даже детей не пожалели!
А потом кто-то крикнул:
— Бей его! Раздавим тварь!
Толпа качнулась, замерла на миг — и бросилась вперед. Тяжелые шаги, брань, яростные возгласы, звуки ударов. А потом к небу поднялся страшный крик, но захлебнулся во влажном всхлипе, превратился в хриплый вой и скулеж, а потом и вовсе смолк.
Когда люди отступили, на земле можно было разобрать лишь бесформенную груду окровавленного тряпья и раздавленное, потерявшее всякое подобие человека, тело.
60. Битва перед храмом
— Пропустите!
— Не велено, приказ сиятельного.
— А я приказываю вам отойти!
— Не велено.
— Вы что, не узнали меня? — Арселия гневно вскинула голову. — Я хочу видеть мужа!
— Не велено, — стражник смотрел тяжело и как-то чуть виновато. — Простите, госпожа.
Арселия нахмурилась, отступила на шаг, в голосе ее зазвучали слезы:
— Отойдите, — глухо повторила она. — Пожалуйста.
Стражник не сдвинулся с места.
— Не имею права. Сиятельная госпожа, поймите…
Двери за его спиной приоткрылись, из глубины комнаты раздался повелительный окрик:
— Пропусти.
Страж тут же отошел в сторону, Арселия скользнула внутрь. В комнате все было перевернуто вверх дном, повсюду в беспорядке валялись бумаги, опрокинутые вещи.
— Город в огне, — она дрожала. — За стенами — чужая армия. Говорят, стража вот-вот откроет ворота. Я боюсь. Что происходит?
— Уже не важно, пусть открывают. Быть может, это даже к лучшему.
Сабир развернулся к ней и Арселия отшатнулась. Ей показалось, что этот молодой и полный сил мужчина разом постарел на два десятка лет. Лицо его стало бледным до синевы, лоб прорезали глубокие морщины, под глазами залегли тени. Сабир осунулся и словно выцвел. Только взгляд остался прежним, твердым и острым.
— Я рад, что увидел тебя еще раз.
— Что с тобой? — она хотела провести ладонью по его щеке, но он перехватил ее руку, не позволив прикоснуться.
— Слегка устал. Пришлось потратить немного сил, но результат того стоит: демон ненадолго потерял власть надо мной. У нас мало времени, выслушай все и запомни до последнего слова, — Сабир говорил торопливо и резко. — Я постараюсь исправить то, что совершил. Прямо сейчас, другого шанса не будет. Мне надо немедленно попасть в храм Всех Стихий, там я буду сильнее, чем где-то еще. И либо вернусь победителем, либо погибну.
Но Арселия почувствовала, что он лжет. Он не вернется, по крайней мере, не надеется вернуться. Наверное, мысли ее отразились на лице слишком отчетливо — и император внезапно нахмурился, а затем резко привлек ее к себе.
— Отзови солдат, — тихо попросила она, — начни переговоры, уверена, лорд Хальвард выслушает тебя.
Но император рассмеялся тихим, печальным смехом, сквозь который постепенно проступали рыдания. Сабир закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали, сейчас он ничем не напоминал того могущественного властителя, каким знала его Арселия.
— Поздно… Уже слишком поздно. У меня и у вас всех только один шанс выжить: если эту схватку с демоном выиграю я.
Арселия стояла неподвижно, из глаз ее катились беззвучные слезы. Сабир откинул волосы с ее лица, стер со щек соленые дорожки, притянул к себе, прошептал на самое ухо:
— Если я не вернусь, если погибну в храме, ты почувствуешь. Боюсь, что вас с Адилем никто не защитит. Вас убьют. Медленно и мучительно, если толпа прорвется сюда. Безжалостно и быстро, если придут войска. И даже если герцог захватит дворец сам, ему не будет смысла оставлять в живых ни тебя, ни нашего сына. Мне жаль, прости. Не хочу, чтобы вы с Адилем познали весь тот ужас, который неизбежно случится после моей гибели. Пообещай мне, что не позволишь надругаться над собой. Поклянись, что не отдашь на растерзание нашего ребенка. Быстрая смерть от яда или кинжала милосерднее долгих мук и позора.
— Не говори такого, — она попробовала вырваться, только он держал крепко.
Арселия испугалась, что безумие вновь овладевает императором, но глаза его смотрели прямо, и столько боли и отчаяния было в этом взгляде, что внезапно она осознала, что это вовсе не шутки и не пустые страхи. Все действительно может кончиться так, как он говорит. Холод прокатился по ее телу.
— Мы можем попробовать сбежать.
— Если бы это было возможно, я бы отправил вас из города раньше. Адиля найдут: магию такого уровня, как у него, не получится скрывать долго. Я буду сражаться до самого конца, но шансов на успех слишком мало. Поклянись, что сделаешь, как я прошу.
— Я не смогу…
— Клянись! — закричал он так громко, что эхо прокатилось под потолком. — Неужели ты желаешь видеть, как будет мучаться под пытками твой сын? Хочешь стать добычей озверевших убийц?
Арселия побледнела:
— Я сделаю так, как ты сказал. Клянусь.
***
Храм Всех Стихий встретил императора величественной тишиной. Шаги Сабира раскатились под высокими сводами, и гулкое эхо испуганно металось от стены к стене. С улицы слабо доносился бой одинокого колокола — знак тревоги, возвещающий о том, что ворота города открыты. Однако сиятельный не обратил на это внимания.
Стихии встретили своего повелителя радостным оживлением, рванулись навстречу, обняли, даря восхитительное ощущение целостности. Сабир вошел в центр священного круга, опустился на колени, приложил ладони к узорам из цветной мозаики и закрыл глаза. Магия откликнулась мгновенно, заполняя собой истощенные каналы, мощным потоком вливаясь в тело и разум.
Минувшие два дня стали для сиятельного самыми тяжелыми в жизни. Его собственной магии едва хватило на то, чтобы возвести барьер между собой и демоном. Сознание пришлось разорвать надвое, отказавшись от части личности, воспоминаний и чувств, но результат стоил вложенных усилий: император отгородился от чужого воздействия и попробовал вернуть контроль над собственным телом.
Полупрозрачные путы чужеродной магии проникли всюду: в плоть, кровь, даже в дыхание. Вырывать их было больно до безумия, словно наживо вынимать стрелу. Каждую нить Тьмы приходилось тянуть медленно и аккуратно, тщательно следя, чтобы она не оборвалась.
Не раз и не два император был на грани отчаяния, но чем больше нитей удавалось вырвать, тем легче ему становилось. Где-то на пределе восприятия он чувствовал давление ярости демона, запертого за непроницаемой стеной стихий. Тварь силилась разрушить преграду, прорваться через нее и покарать дерзкого человека.
Сабир знал, что расплата за эту дерзость будет страшной, и все равно продолжал рвать одну нить за другой до тех пор, пока не уничтожил их все. Демон, понимая, что теряет власть над своим человеком, впал в неистовство.
Когда барьер рухнул, пришла боль. Разъяренная тварь ворвалась в разум императора раскаленным железом, повергла человека на землю, заставила выть от боли и кататься по полу, словно объятого пламенем.
У Сабира перед глазами встала алая пелена, дыхание замерло, сердце зашлось в бешеном ритме, но за секунду до смерти, демон все-таки выпустил свою жертву. Император пока был нужен ему живым.
Черная дымка рванула прочь от поверженного тела, обрела плоть и вес, тяжело опустилась на пол. Могучая, увенчанная рогами фигура склонилась над человеком, протягивая к нему когтистые лапы.
— Да как ты осмелился противиться моей воле, грязный пес? — зарычал демон.
И внезапно отлетел в сторону, сбитый точным ударом воздуха, больше похожим на удар окованного железом тарана. Император, пошатываясь, встал на ноги.
— Я уже говорил тебе раньше: не прикасайся ко мне, — процедил он.
Демон, словно пес, откатился в сторону да так и остался на четырех лапах. Алые глаза полыхали гневом.
— Растопчу, мерзавец!
Его магия рванулась вперед, рассекая воздух сотней острых темных игл, но Сабир лишь отмахнулся. Тени, не причинив ему вреда, разбились о выставленный полупрозрачный щит и опали на землю серым пеплом.
— Больше я тебя не подпущу к себе, — Сабир улыбнулся жестко и страшно. — И не позволю использовать мой разум.