— Ему почти пятнадцать, — напомнила Лиза, надевая рюкзак с фототехникой. — И это, тут жизнь, не кино. А про кино я, спасибо папе, знаю достаточно. Чтобы ребенок сумел застрелить человека? Не верю.
— Почти в упор. — Валентин продолжил сопротивляться. — По доказухе — он, точно.
— А если подумать?
А если подумать, с тоской решил Валентин, то все намного сложнее. Мальчишка не разговаривал — не хотел, черкал какие-то рисунки, непонятные, странные, и ни один специалист не сказал о них ничего дельного. «Какой тебе диагноз по картинке? — пожал плечами их постоянный эксперт-психиатр. — Это вон к девочкам, которые все про всех знают. Психологички которые. Рисунки и рисунки, обычная мазня, может, мне еще тебе твой профиль составить по твоим рожицам на старых протоколах?»
Эксперт был, конечно, прав. Мальчишка таким образом закрывался, уходил в себя, и сложно было ждать чего-то иного при его болезни. Валентину сначала казалось, что он и гибель матери не осознает, но потом понял — осознает, переживает, но даже такими переживаниями он не привык делиться с людьми. Работать с ним было тяжело, и сейчас он подумал: а если Лиза права?..
— Откуда он взял пистолет? — голос Лизы вырвал из размышлений. — У него и возможности такой не было.
— Да если бы все было так просто, я давно бы обвинительное написал! Самая умная, что ли? — взорвался Валентин и тут же осекся. — Лиза… прости.
Но Лиза только покачала головой и с досадной улыбкой поджала губы. Судя по всему, она не обиделась.
— Завтра подумаем, — пообещала она. — Как будет на руках экспертиза. Узнаем что-то про пистолет, может, узнаем про вероятный источник. Копать однозначно надо оттуда. Пока.
И она ушла, неслышно закрыв за собой дверь.
Валентин перечитал напечатанный Лизой текст, пролистнул материалы дела. Работать ему не хотелось, трещала голова, клонило в неудержимый сон, и он, что называется, прокрастинировал. Он посмотрел на телефонный аппарат, противно мигающий подсветкой входящего вызова, провел пальцем по экрану смартфона. Было много пропущенных вызовов, но Валентин даже не стал заморачиваться: все нужные номера — семьи, близких друзей, Лизы, шефа, еще нескольких коллег — были в «белом списке» режима «не беспокоить».
Валентин напечатал еще пару абзацев, отодвинул клавиатуру в сторону. Надоедливая клавиша все время западала, хотелось кого-нибудь убить. И вместо скучного заключения в голову лезли два банальных дела: Рязанцев и Яковлев. Два пацана. Два преступника. Насильник и убийца. И в обоих делах есть сомнения: у Киры Рязанцевой, у Лизы Топорковой.
И кто-то из них мог оказаться прав.
Глава седьмая
В детстве Кира считала, что в ее жизни появится кто-то, кто возьмет ее за руку и поведет, решив все ее незначительные проблемы. Надо было только вырасти. Но потом она поняла, что проблемы растут вместе с человеком, и не так уж много желающих их решать. В толстых романах, купленных когда-то «на макулатуру», или в тонких книжечках с яркими обложками все было красиво, правильно, справедливо, но слишком разно. В «макулатурных» книгах — сложно и со страданиями, в ярких книжечках — тоже со страданиями, но легко. Иногда Кира кощунственно думала, что сложность зависит от количества страниц, но в целом она верила авторам. Они писали о том, что бывает далеко не со всеми, но не лгали же они при этом? Наверное, нет. Истории были разные, а результат один, и в ее собственной жизни он оказался не похож ни на отважного герцога, скрывавшегося под маской разбойника, ни на пирата, мстящего за погубленную жизнь. Благородные Атосы канули в небытие вместе с эпохой кринолинов и шпаг, и ей достался пшик в смазливой оболочке — невыразительный, нудный, просидевший зад перед вечно жужжащим компом Виктор.
Кира вспомнила, во что он превратился перед отъездом: располневший, в очках, в растянутом свитере. Совсем не герой... И хотя у нее мелькнула крамольная мысль попробовать его разыскать, Кира тут же от нее отказалась.
Вместо этого она снова взяла телефон. И она не успела услышать гудок, как ей ответили.
— Слушаю вас.
— Алло, — выдавила Кира и судорожно схватила визитку. — Валентин Георгиевич?
— Да, я, — судя по отрывистому, недовольному голосу, следователь был не рад ее звонку. Время терять было нельзя.
— Это Рязанцева. — Кира помолчала. Ее фамилия не вызвала у следователя никаких эмоций, но он терпеливо ждал. — Кира Рязанцева, мать Лени... Леонида Рязанцева.
— Да, я вспомнил, — поторопил ее следователь. Кира обругала себя последними словами: вечер, человек пришел с работы...