— Ты очень скучаешь по нему, да?
Лика легонько коснулась его волос.
— Бывает. Хотя я его плохо помню. Пойду жарить глазунью, — перевел он тему.
— А эти картины рисовал мой брат Артем, — продолжил он, выглядывая из кухни. — Вернее, правильно надо говорить, писал. Картины не рисуют. Их пишут. Настоящие художники, естественно. А кто халтурит, те, естественно, малюют.
— Он что, у тебя художник?
— Да, он был профессиональным художником. Окончил Художественную Академию с отличием, мама очень гордилась им. Учился в мастерской самого Ильи Глазунова.
— А почему ты говоришь в прошедшем времени, был?
— Он умер. Два года назад. Ему было двадцать три, когда его убили. Пьяные отморозки к нему в парке пристали, денег на бутылку у них не хватало. Черепно-мозговая травма. Неделю в коме находился. Так и не пришел в себя.
Лика не знала, что сказать. Что-то слишком много преждевременных смертей отпустила судьба на семью Миши.
— Он замечательный художник. Прекрасные работы. Особенно пейзажи.
— Их он в Лондоне писал, когда ездил туда с любимой девушкой, — донеслось с кухни.
— Чувствуется, с любовью выполнены. Это ее портреты?
— Ага. Она тоже художница, художник-реставратор. Одно время в Питере работала в Русском музее. Талант, как говорится, от бога.
— Красивая.
— Была.
— Почему была? — Лика удивленно вскинула брови, повернувшись к нему. — Ты меня пугаешь! Неужели тоже умерла?
— Да, можно сказать, умерла. Пьет по-черному. У них ведь свадьба должна была через месяц состояться. А тут такое случилось. Лечили, кодировали, ничего не помогает. Жалко ее. Такая у них любовь была. Сейчас в одном из рекламных бюро дизайнером подрабатывает. Но это не надолго. Наверняка, выгонят за пьянку.
— Несчастная девушка.
Миша отодвинул стекло серванта и достал из-за него небольшую цветную фотокарточку.
— Вот последняя их фотография.
На снимке были изображены смеющиеся, стоящие в обнимку, длинноволосый кудрявый парень и златоволосая девушка, оба в потертых светло-синих джинсах с этюдниками через плечо. За ними виднелся Вестминстерский Мост и часть знаменитого «Биг Бена».
— Симпатичная была пара.
— Да, редкой красоты была у них любовь, — грустно сказал Миша, водворяя фото на прежнее место.
— А гжелью кто увлекается? — Лика кивнула на коллекцию гжели, которой были забиты все полки на стеллаже и в стенке.
— Это матушка ни с того ни сего начала увлекаться всякими народными промыслами, гжелью, жостовской росписью. Бзик у нее на эти штучки, хорошо чайники не собирает, а то — полные кранты. У нее подружка, Раиса Ивановна, самоварами, чашками и чайниками весь дом забила до отказа, ступить уже негде. Собирается музей чаепития открыть. Одних самоваров, наверное, штук сто.
— Куда ей столько?
— Ничего не попишешь, хобби!
Мама Миши, Надежда Васильевна, была женщиной с творческими пристрастиями. Несмотря на то, что судьба ее сложилась так, что возможности учиться специально науке искусства не было и всю жизнь она посвятила семье, детям, ее любовь к красивым вещам, изящным поделкам, тонкой ручной работе вылилась в страсть к коллекционированию. Она коллекционировала предметы народного искусства, удачные репродукции, оригиналы, когда было возможно, но больше всего ее сердце прикипело к росписи на чем угодно — на фарфоре, жести, дереве, камнях. Она настолько заразила всех этим, что любой из членов семьи или знакомых, уезжая куда-нибудь, неизменно привозили пополнение к ее коллекции. Миша планировал однажды устроить настоящую выставку ее коллекции — любой музей позавидовал бы таким редким экземплярам. А в остальном она оставалась обычной любящей матерью, прекрасно справляющейся на кухне с пирогами и безумно любящей своих детей. После потери Артема она стала как-то бережнее относится к Мише, словно инстинктивно боялась потерять продолжателя рода. Мишка отмахивался, стеснялся ее любви и заботы, но в душе обожал ее не меньше, чем она его.
— А у тебя какое хобби, если не секрет? — продолжала Лика. — Я вижу в вашей семье у всех какое-то увлечение.
— Почему у всех? У Катьки, например, ни каких. Ее ни рисовать, ни на фортепиано играть не заставишь.
Катя выросла единственной девочкой среди двух братьев. С Мишей разница у нее была в годах небольшая, и потому они частенько ругались и дрались из-за пустяков, особенно в раннем детстве. Зато с Артемом — другая история. Он являлся ее защитником, он был для нее и отцом и братом в одном лице, олицетворением мужского начала в их семье. Когда его не стало, Катя замкнулась, долгое время переживала, мать тоже переживала и не могла помочь дочери пережить тяжелый период. Потом Миша вызвал ее на долгий и открытый разговор, они поговорили и о детских обидах, и о братской любви, и о том, что теперь только они друг у друга остались, только они могут вместе преодолеть горечь утраты и облегчить матери ношу. Разговор возымел действие. И хотя Катя все еще иногда подтрунивала над братом, посмеивалась над его подругами или злоключениями в походах, все же они стали намного ближе друг другу, чем раньше. Она ничем особенно не увлекалась, в отличии от остальных членов семьи, зато тратила немало душевных сил на поддержание всеобщего настроения.