Было бесполезно трогать его, искать пульс или вообще что-то делать. С первого взгляда было видно, что Джадсон мертв. Шея его была скручена, и голова повернута вбок. Лицо посинело, глаза остекленели. Он был сложен почти пополам и втиснут в ящик для белья.
Я снова нажал контактную пластину, кровать закрылась и встала на место. Чувствуя внутри себя лишь сплошную, бесчувственную пустоту, я убрал стержень и молоток, разгладил пол. Затем прошел в подсобное помещение, встал за дверью и стал ждать.
Ждать. Не просто стоять — ждать. Я знал, что он вернется, знал точно так же, как внезапно запоздало понял, что каждый из пяти человек сыграл свою роль, сделав это неизбежным. И я холодно возненавидел себя за то, что не понял этого раньше.
Улетающие были участниками самого великого, небывалого, замечательного проекта в истории Человечества. Но они состояли, в основном, из тех, кому чего-то не хватало в современном мире, не хватало дружбы, живого общения, любви.
Много месяцев Флауэр играла с Клинтоном. Затем, когда она поняла, что все равно потеряет его, потому что он Улетит, то отправилась на охоту за новой жертвой. И она увидела Джадсона — легкую цель, уязвимого, открытого Джада, — и услышала мое заверение, что он обязательно Улетит. Вот тут-то Джадсон и стал обреченным.
Уолду требовалось восхищение точно так же, как Флауэр требовалась власть. Быть Улетающим и вечно ждать Твин, пока та старалась изо всех сил, но не могла получить сертификат, подходило ему лучше всего. Но сертификация Твин не дала ему иного выхода, кроме как бросить ее, потому что Улететь сам он просто не мог.
Когда я позаботился о Твин, оставалась лишь одна женщина, которая могла Уолду заменить ее, — но она вышла за Джадсона. Если бы Джад Улетел, тогда брак был бы расторгнут. Уолд сделал все, что мог, чтобы разрушить их союз. Но Джад не Улетал, желая помочь Флауэр, а одновременно доказать мне, что его выбор был правильным. Тогда Уолду остался лишь один выход. Исход этого выхода был засунут сейчас в ящик для белья в левой койке.
Но Уолд не закончил свое дело. Дело не было бы завершено, а тело Джада оставалось на Бордюре. В таком взвинченном состоянии Уолд должен был пойти куда-нибудь выпить и продумать следующий шаг. Нельзя было отправить корабль в полет, не находясь в нем. Этому препятствовала «Специальная инструкция».
Значит, он непременно вернется.
Я устал стоять, одна нога у меня затекла. Я отчаянно шевелил пальцами этой ноги, когда увидел, как открылся внешний люк, и попытался сжаться, чтобы моя туша не выпирала из-за двери подсобки.
Он тяжело дышал. Он фыркнул, как загнанная лошадь, потом вытер губы о предплечье. Казалось, ему было трудно сосредоточить взгляд. Я подумал о том, сколько же ликера влил он туда, где обычно у мужчин находится храбрость.
Он достал из мешочка на поясе толстый пластиковый провод и, повозившись, завязал его петлей. Петлю он накинул на скобу на панели управления, а свободные концы провода обмотал вокруг пускового рычага.
Потом снял с переборки тяжелый огнетушитель и подвесил его под панелью на рычаге, а свободный конец провода привязал так, что тот удерживал огнетушитель на весу.
Потом, тяжело дыша, Уолд достал и зажег сигарету. Жадно затянулся, а затем положил сигарету на панель, точно под пластиковый провод, удерживающий огнетушитель.
Когда огонек сигареты дойдет до провода, пластиковая оплетка расплавится, провод порвется, огнетушитель упадет и нажмет пусковой рычаг. Корабль улетит, и все доказательства канут в космическую бездну вместе с ним, и, по крайней мере, шесть тысяч лет никто не узнает, что сделал Уолд.
Уолд отступил на шаг, оглядел свою работу, и тут я вышел из подсобки. Вынув загипсованную руку из петли, на которой она висела, я с силой опустил ее Уолду на голову. Удар получился мощным и, должно быть, поразил его, точно ломом.
Уолд упал на колени, и с секунду казалось, что он сейчас потеряет сознание. Но он встряхнулся, поднял голову и увидел меня.
— Я мог бы использовать игольник, — сказал я. — Или мог бы заморозить и предоставить Координационному Бюро разбираться с тобюй. Есть инструкции, что делать с такими, как ты. Но я выбрал иной способ. Вставай.
— Я никогда…
— Вставай! — проревел я и хотел его пнуть.
Он схватил мою ногу и резко выкрутил. Но, уже падая, я вырвался и тут же вскочил на ноги. Мы ринулись друг на друга, потом отлетели в разные концы каюты. Мое падение смягчила койка, ему же так не повезло. Он с трудом встал и оперся спиной о люк.
Я ринулся вперед, и врезался в него так, что буквально услышал, как затрещали его ребра.