— Говорите по существу, синьор Чейз, — прервал принцепс.
Его поддержали возгласами: «Долой с трибуны», «Наглец!»
— Если мне будут затыкать рот, я не стану продолжать. Пусть с вами поговорят те пятьсот тысяч клановых патриотов, которые ждут сейчас у стен дворца, чтобы Сенат встал на защиту их прав и интересов.
Угроза подействовала, обструкционисты приутихли.
— Итак, почему я здесь? Потому что гермеситы не желают больше безропотно взирать на то, как универы и прочая шваль разрушают твердыню нашего благополучия — профессиональный кланизм. Случилось неслыханное — агр и мата сошлись в преступном союзе. И что же? Власти принимают срочные меры, бьют в колокола? Ничего подобного. Они сквозь пальцы взирают на злостных нарушителей освященного веками порядка, на попрание традиций наших предков. Вопиющая, непостижимая безответственность.
Аплодисменты. Телекамера показала правительственную ложу, где, вцепившись в перила, напряженная и бледная, сидела великая девятка.
— Давайте спросим у этих людей, которым доверены судьбы народные, чем вызвано столь преступное отношение к своему долгу.
Чейз протянул руку в сторону ложи.
— Отвечайте, синьор Великий математик.
— Я не намерен отчитываться перед выскочкой! — сказал Эйлер.
— Допустим, я выскочка, но от вас требуют ответа те, кто доверил вам высшую должность, а вместе с ней возложил ответственность за сохранение гермеситской цивилизации. Молчите? Ясно почему. Не можете же вы публично признать, что потакали преступным посягательствам на кланизм, потому что сами втайне предавались пороку.
Поднялся шум, сквозь который доносились отдельные выкрики: «Клеветник!», «Это оскорбление Сената!»
— Я отметаю обвинения в оскорблении нашего законодательного собрания. Это просто чепуха. Напротив, мы, кланисты, возлагаем все свои надежды на мудрость отцов-сенаторов, иначе нас бы здесь не было.
«Пусть говорит!», «Не мешайте оратору!» — включились в перепалку поклонники Чейза.
— Я готов доказать документально: синьор Эйлер, а вместе с ним многие другие высшие должностные лица являются членами тайной ложи, которая отрицает профессионализм и проповедует универство. На своих сборищах эти люди делятся друг с другом профессиональными тайнами и даже, страшно сказать, развлекаются искусством.
«Позор!», «А что это такое?»
— Видите, нормальные люди не имеют представления об этом пороке. Я не стесняюсь признаться, что и мне он неизвестен. Добродетель, которая знает о существовании греха, уже не добродетель. Теперь я спрашиваю вас, отцы-сенаторы: что надлежит делать, если универие, а по сути своей, неверие, находящееся вне закона, стало теперь и над законом? Если рыба гниет и с хвоста и с головы? Ответ один: надо выжечь огнем гниль и в низах и в верхах общества, охранив здоровое его тело от заразы. С этим требованием и прислали меня к вам гермеситы, пекущиеся о благе своей великой научно-технической культуры. Решайте, помня о своей ответственности!
Чейз театрально поклонился и сошел с трибуны. Собрание бурлило. Растерянный принцепс даже не пытался навести порядок. На скамьях сенаторов вспыхнули перепалки. Там и здесь чейзаристы и их противники вступили в прямую потасовку. Назревало всеобщее побоище, когда двери зала распахнулись, в него стройными рядами вошла когорта вооруженных кланистов во главе с Големом. Они оцепили партер, заняли посты у всех выходов, а сам Голем стал рядом с председательским креслом и заорал:
— Молчать! Чейзаристская гвардия не допустит расправы над профессором. Мы берем на себя защиту Сената от смутьянов и предателей.
— Но позвольте, это насилие! — встрепенулся принцепс. — Я призову полицию. Кто вас уполномочил?! Префект, очистите зал от посторонних!
— Заткнись! — сказал Голем, положив ручищу ему на плечо и заставляя опуститься на место. — И ты сиди тихо! — прикрикнул он на префекта Рима, рядом с которым встали два дюжих парня из чейзаристской гвардии. — Продолжайте заседание, я же сказал: мы вас защитим.
Все замерли.
— Ну, давайте, сенаторы, не тяните жвачку! — гаркнул Голем.
В ту же секунду с места вскочил Великий юрист.
— Вношу предложение, синьор принцепс, освободить Ганса Эйлера с его поста за недостойное поведение и избрать Великим математиком профессора Бенито Чейза.
Всеобщее молчание. Встал Чейз.
— Благодарю за доверие, синьоры. Однако предложение идет вразрез с конституцией. Правом избирать Великого математика обладает только всегермеситский конгресс клана матов. Народ привел меня сюда для того, чтобы охранить существующий порядок, а не нарушать его. Какое решение вы бы сегодня ни приняли, заверяю, что буду строго блюсти священные традиции, установленные основателями профессионального кланизма.
Аплодисменты.
— Браво! Вы показываете нам пример гражданской доблести! Я снимаю свое неуместное предложение, — заявил Великий юрист.
— А я, — сказал, вставая, Великий историк, — хочу внести другое. В первые десятилетия существования гермеситской колонии избирались два консула. Чрезвычайная обстановка требует вернуться к этому обычаю. Не вижу лучшей кандидатуры на пост Первого консула, чем многоуважаемый профессор Чейз.
Шквал оваций и одинокие выкрики протеста.
— Приступим к тайному голосованию? — спросил принцепс.
— Нечего голосовать, — вмешался Голем, — и так ясно.
— Ну, зачем же, надо соблюсти демократическую процедуру, — поправил его Чейз.
— Однако я полагаю, нет нужды голосовать тайно. Особые обстоятельства требуют от каждого открыто взять на себя ответственность за принимаемое историческое решение. Стыдно в такой момент прятаться за анонимные бюллетени.
Принцепс взглянул на Чейза. Тот утвердительно кивнул.
— Кто за то, чтобы учредить должности двух консулов, доверив им чрезвычайные полномочия? Практически все, считать нет смысла.
— А вы спросите, кто против, — подсказал Чейз.
— Кто против? Нет. Воздержался? Один. Приступаю к голосованию по второму вопросу: кто за то, чтобы избрать Первым консулом профессора Бенито Чейза из клана матов? Кто против? Один. Воздержался? Один. Поздравляю вас, ваше превосходительство.
Под шумные аплодисменты Первый консул взошел на трибуну.
— Сердечно благодарю вас, отцы-сенаторы, за оказанную мне высокую честь. Не корысти ради и не из тщеславия принимаю я бразды правления, а лишь движимый чувством долга. Вместе с вами, при вашей поддержке я спасу нашу цивилизацию и верну ей прежний блеск. Исполнив свою миссию, обещаю уйти на покой — лично мне, кроме скромной должности университетского преподавателя, ничего не нужно.
Раздались протестующие голоса.
— Нет, друзья мои, не пытайтесь переубедить меня. Мое решение твердо. В ближайшие несколько дней будет сформировано новое правительство и внесен ряд важных законопроектов. Мы не станем терять ни часа. А сейчас я прошу вас утвердить кандидатуру моего ближайшего помощника. На роль второго консула предлагается Розалинда Маккьявели из клана агров.
По залу пронесся удивленный шепот.
— Я понимаю, мой выбор покажется многим необычным. Слишком укоренились у нас в сознании предрассудки, с которыми пора расстаться. То, что синьорита Маккьявели агрянка, не должно, полагаю, вызывать сомнений. Смешанный состав консулата будет свидетельствовать, что у нас нет намерений обеспечить какие-то особые привилегии одному из кланов. Но не менее важно, чтобы в нем были представлены наши славные женщины и юные поколения гермеситов. Прошу вас, синьорита, взойдите ко мне на трибуну.
Встав рядом с Чейзом, Розалинда заявила:
— Я полна гордости за то, что профессиональный кланизм нашел стойких защитников в Сенате. Скажу коротко: сегодня все мы чувствуем себя чейзаристами и не пожалеем жизни, чтобы оправдать возлагаемые на нас надежды.
Яркая внешность Розалинды произвела сильное впечатление на сенаторов. Ее слова были покрыты рукоплесканиями. Диссонансом прозвучал одинокий взрыв истерического хохота. Гвардейцы Голема выволокли под руки недостойного журналиста.