— Вот-вот, — сказал Павлик. — Я и говорю — без начальства не решишь. Лучше завтра…
— Сегодня! — Александр пошел к выходу.
На широком каменном крыльце остановились.
— Парторг, братцы! — шепнул Максим.
По ступенькам легко сбегал Кропотов — в светлом костюме, в сандалетах.
— Здравствуйте, Федор Иванович, — сказал Александр.
Кропотов оглянулся:
— А-а-а, здравствуйте…
И пошел было опять.
Сергей толкнул Александра:
— Давай с ним…
— Федор Иванович! — опять окликнул Александр.
— Да? — Кропотов остановился.
— Вот, может, вы нам подскажете…
Парторг взглянул на часы.
— Только если торопитесь…
— Нет, нет, выкладывайте.
— Лом мы вчера собирали.
— Знаю. Молодцы.
— Мы-то молодцы, — подтвердил Максим Академик. — Да ведь там еще чуть ли не с прошлогоднего воскресника лом валяется…
— Ну теперь вывезут, наверное, все сразу, — сказал Кропотов.
— Да когда, когда? — насел Сергей. — Еще через год? Люди стараются, со всего заводского двора стаскивают, чтоб в другом месте лежало?
— Ты что так волнуешься? — удивился парторг.
— Да как же не волноваться, если воскресник для птички-галочки получается?!
Кропотов внимательно посмотрел на ребят:
— А ну, пойдемте!
Они снова вошли в прохладный вестибюль заводоуправления, поднялись на второй этаж, где только что были. В приемной директора девушка-секретарь в простеньком коричневом платье, похожем на школьную форму, разбирая у шкафа папки, удивилась, взглянув на Кропотова:
— Еще не ушли?
Он приблизился к столику с телефонами.
— Как видите. — И снял трубку. — Два-десять. Слушай, друг любезный! — заговорил он громко. — Это опять я. Ты что же… Лом про запас складываешь? Да вот так. Машины давно выделены… А ты требуй! Конечно, народ волнуется. Как какой? — Кропотов, улыбнувшись, подмигнул ребятам. — Обыкновенный, трудовой наш. И вопрос правильно ставят: зачем для птички в отчете стараться? Вот пускай сейчас и увозят. Почему не примут? Куда, куда? — Кропотов записал какие-то цифры на папиросной коробке, сунул ее стоящему рядом Сергею: — Звони! — И опять заговорил в трубку. — Не бойся, найдем. Да вон, поверни-ка голову к окошку, друг любезный! — Александр тоже взглянул в окно и увидел, что на заводском дворе, на волейбольной площадке перекидываются мячом несколько человек. — Твоя гвардия? То-то! И сам выходи, засучив рукава. Тебя в комсомольские вожаки не для того избрали, чтоб в кабинетной тиши технологию бюрократизма разрабатывать. — Он опять заговорщицки подмигнул ребятам, и все заулыбались, зная, что разговаривает парторг с секретарем комитета комсомола завода, только недавно избранным Володей Кондрашовым, который до этого был технологом в пятом отделе. — Ну, добре, — закончил Кропотов разговор и, постучав по рычажку аппарата, вызвал транспортный цех.
Сергей протянул трубку другого телефона.
— Говори сам, — кивнул Кропотов. — Узнай, до какого часа принимают лом?
И начал говорить уже с транспортниками:
— Мне Матвеева. Кропотов. У вас заявка на вывоз лома имеется? Так в чем же дело? Это совсем другое, а лом надо вывезти сейчас. Три самосвала? Добре. Люди будут, да, сейчас придут!
Он положил трубку и, глядя на ребят, улыбнулся:
— Кажется, расшуровал.
И повернулся к Сергею:
— Принимают?
— Да.
— Ну и замечательно! Любим, понимаете, каждый пустяк в проблему превращать. А чего оттягивать, верно?
— Верно, — согласился Максим. — Дурные привычки побеждать легче сегодня, чем завтра.
— Как, как? — засмеялся Кропотов.
— Не его мыслишка-то, — заметил Сергей. — Другой выдающейся личности.
Максим ответил:
— А я и не скрываю — древнекитайский философ Конфуций. Шестой век до нашей эры.
— Дурные привычки легче побеждать сегодня, чем завтра! — повторил Кропотов. — Молодец Конфуций! Ну, а сейчас вы тоже рукава засучивайте. Сами напросились, придется поработать!
…И они поработали на славу!
Прибыли три самосвала. Привел ватагу спортсменов с волейбольного поля Володя Кондрашов — щупленький, невысокий паренек с непокорными жесткими волосами пепельного цвета.
Среди спортсменов возвышался Салимжан.
— А ну, становись, не зевай! — торопил он, когда все выстраивались цепочкой, чтобы конвейером грузить лом в самосвалы.
— Хористы могут и петь! — объявил Кондрашов.
Оказывается, кроме спортсменов, он прихватил в красном уголке нескольких любителей хорового искусства.