Выбрать главу

— Тогда всем было трудно. И у всех был единственный выход: поскорее наладить жизнь страны. И мы многое сделали, но трудности есть и сейчас. Делаем дальше. А вот ей надоело: не хочу больше ждать. Хочу жить красиво сегодня!

— Ты словно ее оправдываешь.

— Нет, но пытаюсь понять. Кому-то сейчас живется легко, кому-то еще не очень… Так почему обязательно мне? Не хочу ждать!

— Но мы и не ждем! Мы добиваемся! А она не хочет. Ей подавай готовенькое! Это и есть эгоизм.

— Эгоизм молодости, — сказала Надя. — Он присущ не одной твоей сестре. Молодость всегда нетерпелива.

Александр возразил:

— А Максим? А Сергей? Они ее ровесники, а разве сравнишь? Нет, тут что-то не так, — сказал теперь уже он.

Ему не казались убедительными Надины рассуждения, но в то же время он видел, что и в самом деле все сложнее, чем думалось вначале: ведь не одна Дарья живет с такими однобокими мечтами о красивой жизни!

И все-таки мать виновата…

Письмо от нее пришло дней через пять, утром.

Александр уже собрался уходить на завод, когда Надя передала ему конверт, надписанный знакомыми аккуратными буковками.

«Дорогие Саня и Надя! — начиналось письмо. — Я тоже расстроена поведением Дашеньки. Что это она выдумала — ссориться с вами?»

И дальше на нескольких страницах излагались соображения о судьбе дочери, которая, уезжая, даже не обмолвилась ни словечком, что намеревается в городе выйти замуж.

«Но если в этом ее счастье, Саня, — продолжала мать, — то пусть делает, как ей лучше. И ты, Саня, не ссорься с ней — ведь вы брат и сестра…»

— Поняла? — потряс Александр листками письма. — Благословение на доченькино счастье! А я ведь подробно описал, какое счастье она себе строит! Богатый жених! Доходное место — торговая точка! Но мать не хочет этого понимать! И мне же предупреждение: не ссорься!

В отдельном конверте лежала записка Даше.

— Передать нужно, — сказала Надя.

— Отпущение грехов! — отбросил Александр запечатанный конверт в сторону. — Моральная поддержка! Эх!..

И ушел.

XIV

В последние дни месяца на сборке всегда особый, учащенный ритм. Хорошего в этом мало: спешка, горячка, штурм…

И многолюднее, чем обычно, в пролетах — привлечены для помощи сборщикам слесари из инструментального. И рычат наперебой моторы — испытываются уже готовые токарные автоматы. Нацеливаются на них мощные пульверизаторы, разбрызгивают липкую пахучую краску. Заколачиваются в дерево гвозди — прячутся станки в дощатые контейнеры, грузятся на автомашины. Выезжают автомашины через широкие ворота из корпуса…

И растут на верстаках перед ребятами ряды начиненных шестеренками коробок — спорится дело!

Вероятно, оно и должно всегда так спориться, только без штурмовой спешки и без горячки. Именно так, когда нет простоев и имеются в изобилии детали… Не капризничает инструмент, не заедает, не ломается, не исчезает куда-то в нужную минуту из ящика, а, наоборот, словно сам рвется в руки. И все подтянуты — не отрываются по пустякам, не растягивают без надобности перекуры.

Сегодня только Салимжан да еще лоснящийся от пота толстяк без конца ходят к бачку с водой, жадно пьют. У Салимжана помятое лицо, под глазами мешки.

— Перебрал он вчера, — сообщил Александру Сергей, а Максим сказал:

— Еле отняли у Гришки.

— Вы? У Гришки?

— Угу.

Они чего-то недоговаривают — Александр чувствует, но не спрашивает. Учащенный ритм работы накладывает особый отпечаток даже на разговоры.

Да, конечно, очень плохо штурмовать, горячиться в последние дни! Но если ты живой человек, разве можешь оставаться равнодушным, когда напряженно кипит вокруг весь цех?

А вот Григорий Свиридин, оказывается, может! Нет, он тоже не сидит! Он даже слишком много суетится, вертится, стучит молотком. Монтирует!

Только удивительное дело! Все старания деловитого слесаря словно не оставляют на станке никакого следа.

— Видали? — кивнул Сергей. — Опять полсмены с одной станиной ковыряется!

— Ну, это ему сегодня не пройдет! — буркнул Александр.

Едва раздался сигнал на обед, подбежала Лена.

— Ребята! Рейд на стройке проводим! После смены все собираемся в комитете у Кондрашова!

— А тебе не стыдно? — начала она тут же пробирать Салимжана. — Пропустил вчера тренировку! До соревнования осталось совсем ничего, а ты… Хочешь, чтоб провалились с волейболом?