Она вырвалась от них всех, упала на него, бросившись к носилкам, и положила свои обе любящие руки на сердце, которое уже замолкло.
ДЕЙСТВИЕ IV
Часы-замок
Прелестное место действия — Невшатель; прелестный месяц — апрель; прелестное помещение — контора нотариуса; прелестное лицо в ней — сам нотариус: розовый, сердечный, славненький старичок, главный нотариус Невшателя, известный по всему кантону под именем maître'а Фохта. И по своей профессии, и сам по себе нотариус был очень популярен. Бесконечные услуги, оказанные им, и его бесчисленные странности сделали его уже много лет тому назад одним из выдающихся общественных деятелей этого прелестного швейцарского городка. Его длинный коричневый фрак и черная шляпа, как у лодочника, были в числе местных достопримечательностей: он, кроме того, носил табакерку, которая с точки зрения своих размеров считалось в народе не имеющей себе равной во всей Европе.
В конторе нотариуса было другое лицо, не столь приятное, как сам нотариус. Это был Обенрейцер.
Необычайно идиллической была эта контора, которой никогда не нашлось бы равной в Англии. Она помещалась на чистеньком заднем дворе, отгороженном от хорошенького цветника. Козы щипали траву около дверей, а корова помещалась в полдюжине футов от клерка, составляя ему компанию. Кабинетом maître'а Фохта была светлая и вылощенная комнатка со стенами, обшитыми панелями, похожая на игрушечку. Смотря по времени года, розы, подсолнечники, мальвы заглядывали в окна. Пчелы maître'а Фохта жужжали в конторе целое лето, влетая через одно окно и вылетая через другое, часто навещая ее во время своих дневных трудов, словно можно было сделать мед из приятного характера maître'а Фохта. Большой музыкальный ящик на каминной доске часто наигрывал из увертюры к Фра-Дьяволо или выводил сцену избрания Вильгельма Телля с таким веселым щебетаньем, которое приходилось прекращать силой при входе клиента, но которое неудержимо раздавалось снова, едва тот поворачивал спину.
— Мужайтесь, мужайтесь, дружище! — говорил maître Фохт, слегка похлопывая Обенрейцера по коленке с отеческим и ободряющим видом. — Вы с завтрашнего утра начнете новую жизнь здесь, в моей конторе.
Обенрейцер, одетый в траур и сдержанный в своих манерах, поднес руку, в которой был белый носовой платок, к сердцу.
— Благодарность здесь, — сказал он. — Но здесь нет слов, чтобы выразить ее.
— Та-та-та! Не толкуйте мне о благодарности! — заметил maître Фохт. — Я питаю отвращение к зрелищу удрученного горем человека. Я вижу, что вы удручены и протягиваю вам инстинктивно свою руку. Кроме того, я еще не настолько состарился, чтобы позабыть дни своей юности. Ваш отец послал мне моего первого клиента. (Дело шло о пол-акре виноградника, который редко давал каких-нибудь несколько гроздей). Разве я ничего не должен сыну вашего отца? Я должен ему отплатить за его дружескую обязательность, и я плачу за нее вам. Это, мне кажется, довольно ясно объяснено, — прибавил maître Фохт, придя в чрезвычайно хорошее расположение духа от своих слов. — Позвольте мне вознаградить себя за свои добродетели щепоткой табаку!
Обенрейцер опустил глаза вниз, словно был даже недостоин видеть, как нотариус задаст себе понюшку табаку.
— Окажите мне последнее одолжение, monsieur, — сказал он, подняв, наконец, свой взор. — Не действуйте, подчиняясь первому побуждению. До сих пор вы имеете только общее понятие о моем положении. Выслушайте все дело во всех его подробностях, со всеми за и против, прежде чем брать меня в свою контору. Пусть мои надежды на вашу благосклонность будут признаны вашим здравым смыслом так же, как и вашим превосходным сердцем. В таком случае я смогу высоко поднять свою голову перед злейшими из своих врагов и составить себе новую репутацию на развалинах той, которую я потерял.
— Как вам угодно, — сказал maître Фохт. — Вы хорошо говорите, мой сын. Вы будете искусным юристом когда-нибудь.
— Подробности не многочисленны, — продолжал Обенрейцер. — Мои бедствия начинаются со времени случайной смерти моего покойного спутника по путешествию, моего погибшего дорогого друга мистера Вендэля.
— Мистера Вендэля, — повторил нотариус. — Да, совершенно верно. Я слышал об этом и читал об этой фамилии несколько раз в течение этих двух месяцев. Это фамилия того несчастного джентльмена, англичанина, который был убит на Симплоне. Когда вы получили рану, от которой у вас этот рубец на щеке и шее.