Нельзя из пугливого брэдмена за какой-то месяц превратиться в блокатора с холодными глазами Доброго Героя. Нельзя.
Без соответствующей программы.
Мне было о чем подумать. Я бесцельно побрел по улице. Дорога спускалась вниз, справа и слева тянулись древние стены, сложенные из каменных блоков. Интересно, как назывался этот город до того, как его поглотил гигаполис Стад-Рей? Ведь как-то же назывался… Может, он выдерживал штурмы и осады, и по этой самой мостовой лилась кровь, но теперь старый город утратил свою душу, просто став частью чего-то другого. Я представил, что вокруг, вместо аккуратных одинаковых газонов, простирается радиоактивная пустыня, а вдали мерцает силовой купол, и на фоне его сияния высятся обломки ратуши с пустыми проемами окон, и что-то в этом было, что-то зловещее и прекрасное одновременно.
Мне захотелось пить и я зашел в кафе, где неожиданно наткнулся на Кула.
— Ричи! — взревел он. — Ты уже ходишь? Я слышал, ты мочишься в штаны с тех пор, как тебя накачали разными таблетками? Ну-ка иди сюда, детка!
От неожиданности я растерялся и не знал, что делать. Лаки не было рядом, и на секунду я вспомнил все прежние страхи. Но потом вдруг пришло ощущение ветра в ладонях и я, испугав самого себя, спросил:
— Кул, а ты прыгал с парашютом?
— Чего? — он был один, без компании своих подонков, и выпендривался не так, как обычно.
— С парашютом, — повторил я. — Не с параши, как тебе, скорее всего, послышалось, с параши ты прыгал и не раз, иначе бы от тебя так не воняло… А с парашютом?..
У него побагровело лицо, но меня уже понесло. Я уселся напротив него и принялся доводить Кула, невзирая на спазмы ужаса в центре живота.
— Посмотри на себя, Кульчик. Ты не эмпи, ты — вонючая человекоподобная обезьяна. Ты похож на кучу собачьего дерьма! Ты когда умывался в последний раз, а, козлина? Козлиный урод! Ты — дешевка, понял? Рядом с тобой даже неприятно находиться, не то, что говорить…
Кул сначала ничего не понимал, и только хлопал своими водянистыми глазами, а потом, когда понял, перевернул на меня стол, и мы покатились по полу, молотя друг друга кулаками. Лаки заставлял меня отжиматься не зря. Я едва не придушил его.
— Я тебя урою, — хрипел Кул, исходя слюной. — Тебе конец!..
Осознав, что задушить его вряд ли удастся, я начал колотить его головой об пол, но тут нас растащили. Хозяин заведения не стал разбираться, кто из нас разбил больше тарелок, просто выписал счет и сказал, что если я не оплачу его, то он вызовет копов. Я спросил, почему к Кулу нет никаких претензий, хоть это он первый напал на меня.
— Оплати счет, сынок, — повторил хозяин. — Или я вызову копов.
Счет был не особенно большой, денег мне хватило. К тому же воспоминание о татуировке отбило всякое желание препираться. Но все равно я чувствовал себя героем, ведь мне удалось побороть собственный страх.
Лаки, выслушав мою историю, вовсе не обрадовался и не похвалил меня.
— Ричи, ты кретин и идиот, извини, что мне приходится применять к тебе эти термины. Ты мудак!
Кажется, он действительно разозлился.
— Но он первый… — заскулил я.
— Ему можно!
— Почему?!
У Лаки затвердели скулы. Он ткнул меня пальцем в грудь.
— Потому! Понял? Попади ты к копам, нас с Риткой нахватили бы прямо здесь, по твоему адресу! Ты идиот, если не думаешь о таких вещах! Тебе плевать на собственную стаю!.. То, что ты устроил драку в людном месте, еще не значит, что ты — крутой!..
— Но у меня не было выбора… — защищался я, хотя и понимал, что он прав.
— Выбор есть всегда, — сказал Лаки. — Ты мог бы просто уйти.
— И он бы решил, что я струсил!..
— И что? Тебе было не подождать до школы? Если ты не научишься думать, то станешь такой же тупорылой козлиной, как и твой драгоценный Кул! — он включил на пульте кнопку громкости, и стало слышно, как по визору опять обсуждают «Экотерру».
— Извини, — вздохнул я. — Я действительно кретин.
— Ладно, расслабься… — Лаки протянул мне зажженную сигарету «Стразз».
— Покури и успокойся. Когда-то я был таким же. Это потом пройдет.
Из ванной вышла сияющая Ритка. Она прыгнула на колени к Лаки и прижалась к нему; и мы все вместе смотрели передачу про экологический терроризм, пока она не сказала:
— Ричи, смотри! — и развернула полотенце.
— О, нет! — выкрикнул я, увидев такую же татуировку, как у меня и Лаки. — О, дьявол!.. Зачем?!
— Ритка одна из нас, — непререкаемым тоном заявил Страйк. — Разве ты против? Она сможет нам помочь.
— А если…
— Что если? — он пристально поглядел мне в глаза. Ритка вцепилась в него покрепче.
— Да и черт с вами! — крикнул я. — Давайте всей школой теперь сделаем такие татуировки!
— То, что ты носишь на своей груди, напротив сердца, это всего лишь символ. «Экотерра» начинается отсюда, — он постучал себя по лбу. — Ты уделяешь слишком большое внимание ерунде. Ритка не дерется с Кулом среди бела дня в людных местах. И теперь, когда ей не раздеться перед посторонними, она ни с кем не будет нам изменять…
— А давай на ней женимся! — буркнул я, и он зашелся от смеха.
На следующий день нам все же пришлось отправиться в лицей, и первым делом мы посетили кабинет директора. Хоть мы были и не виноваты в том, что угодили в больницу, директор говорил с нами довольно жестко. Но это ничего не значило — учитывая сложившиеся обстоятельства, ему все равно пришлось допустить нас до экзаменов, проставив многие зачеты автоматом.
— Кажется, федералы тебя списали, — обрадовал меня Лаки, когда мы вышли в коридор.
— Списали? — не понял я.
— Ну, забраковали. Нейролептический шок в юном возрасте мешает становлению специализации, и ты вряд ли попадешь в федеральную разработку.
— А ты?
— И я тоже. Мне никак не удается дотянуть до выпускных уже второй год подряд.
— В прошлый раз было что-то подобное? — спросил я. — У тебя два шрама на груди. Это от пуль?
— Ну, да… — беззаботно отозвался он.
— Ну, не хочешь говорить…
— Да тут говорить-то не о чем! — засмеялся он. — Вот я возьму пистолет, пальну в тебя пару раз, и у тебя будут такие же точно шрамы! О чем тут говорить?
— Тебя из-за этого перевели в Двойку, да? — не удержался я. Мне давно хотелось узнать про него хоть что-нибудь. Но он перевел разговор на другую тему.
— Я уверен, что мы сдадим экзамены без проблем. Мы им больше не нужны… Определенный процент таких, как мы, всегда отсеивается в процессе обучения, это же система!
Я хотел сказать, что мне плевать, как я сдам эти экзамены, но тут мы вышли из здания на крыльцо, где, обступив магнитофон, тусовались приятели Кула, и эти псы снова слушали «Нет Прощения!».
— повторял гипнотический голос Ирчи Эстерры по прозвищу «Экстра», —
— Привет, козлина! — сказал Лаки, вступая в круг. — Я вижу, ты все тот же Кул, все тот же педрило Кул, твою мать!.. — он, широко улыбаясь, хлопнул Кула по плечу, и тот пошатнулся.
— Привет, педики! — поздоровался Лаки с остальными. — Быстро выключить музыку!
Никто не спешил следовать его указаниям, и Лаки пинком ноги отправил магнитофон вниз по ступеням. Тут нас схватили за руки. Я рванулся, но взгляд Лаки был настолько красноречив, что я остановился. Я ничего не понимал. Неужели нам достанется и во второй раз?.. И тут что-то случилось. Они не стали нас бить, кулаки, занесенные для удара, разжались. Я услышал, как Кул скрипит зубами. И посмотрел вверх. Директор лицея глядел на нас из открытого окна на втором этаже, прямо над крыльцом, и барабанил пальцами по металлопластиковой раме.