Да и не понятно, на что здесь смотреть: даже симпатичная при жизни девушка мертвой, да еще и без головы, выглядит совершенно неинтересно, а каких-то необычных подробностей, несвойственных подобным случаям, первичный осмотр не выявил.
- Мозг полностью разрушен? - спрашивает чужерод.
Патологоанатом, погрузившийся в собственные тягостные мысли, вздрагивает.
- Ясное дело, - сквозь непрожеванный бутерброд отвечает он, - на нее наехал двадцатитонный погрузчик: там только смыть и забыть.
- Значит, нейропсия невозможна...
Врач в ответ лишь издает невнятный звук.
- Вижу, аутопсию не делали.
- Не до нее, - патологоанатом пожимает плечами и с раздражением выбрасывает недоеденный бутерброд, - да и не срочно: ребята из полиции следов насилия не нашли, там, вроде, все понятно. Утром вскроем ее, посмотрим на алкоголь и наркотики, но причина смерти вряд ли поменяется.
Чужерод осматривает вены на руках и щиколотках ног, жестом разворачивает стол с трупом, на мгновение останавливается на небольшом, с некрупную монету, родимом пятне под правой ключицей, переворачивает труп, проверяет основание шеи, спускается вдоль позвоночника, пока не упирается в шесть маленьких пятнышек гексаграммой под лопаткой, вроде небольших ожогов миллиметров пять в диаметре.
- А это что?
Патологоанатом пожимает плечами.
- Точно не знаю, планировал проверить утром при вскрытии. Предварительно... возможно, какая-нибудь метка или клеймо. У нас бодимод и татуировки считаются буржуазным пережитком и не одобряются, так что молодежь идет на всякие ухищрения, чтобы выделиться.
Чужерод на это только слегка кивает.
- Ее омнибот?
- Раздавлен - до последнего пытался залинковаться с хозяйкой.
- Личность установили?
- Да. Ее звали Аделин - Аделин Трюффо. В общем файле есть.
- Опознание?
- По ее глобал.
Чужерод открывает файл описи изъятых предметов, быстро пролистывает до скопированного из глобал цифрового паспорта, всматривается в лицо на псевдотрехмерном изображении. Симпатичная сероглазая девушка с пышной копной русых волос, придающих ей какую-то милую растрепанность и почти полностью скрывающих левую половину лица.
- Красивая... была, - без тени чувств в голосе констатирует патологоанатом.
- Да, - столь же безразлично соглашается чужеземец, жестом копируя все файлы, - благодарю, это все.
Сеанс телеприсутствия обрывается и Глевеан откидывается в кресле авто.
- Что-то нашел? - щекочет нейроны сигнал от Кейсары.
- След от транквилизатора TSP, - вслух отвечает маршал, - ее убили. Где она жила?
- Коммунальное общежитие ткацкой фабрики на Лемаршаля, второй корпус.
Глевеан перехватывает управление у автоматики и сворачивает на боковую дорогу.
* * *
...Рассеченная лишь сиянием карантинных ограничителей, ночь темна и контрастна. На улице Лемаршаля, сплошь застроенной безликими приземистыми зданиями коммунальных общежитий, и без того скудная иллюминация выключена ради экономии - жителям запрещено покидать дома, так что городские власти сочли уличное освещение излишеством. Окруженный сплошной промзоной, район Лемаршаля считается рабочим, но заселен, в основном, теми, кто не имеет к заводам, фабрикам и окрестному железнодорожному узлу ни малейшего отношения. Официальная риторика, разумеется, старательно сглаживает углы, но в просторечие эти кварталы давно именуют "гетто".
Глевеан оставляет машину в паре кварталов, на огороженной стоянке у шоссе - двухместная контактная капсула была бы слишком лакомым куском для вандалов и воров даже несмотря на дипломатическую маркировку. Узкие голографические ленты разграничения предупреждают о карантине и услужливо проводят маршала по заваленным неубранным мусором улочкам к проходной нужного дома. Несмотря на жесткие ограничения, то тут, то там, во дворах домов дрожит пламя костров, слышатся удручающе примитивная музыка и людские голоса. Пару раз, тьма мерцает огоньками сигаретных затяжек и шелестит невнятными голосами, но никто не решается приблизиться к неспешно идущему по улице великану.
В нескольких шагах от закрытой голографической лентой и пропускными сканерами проходной, Глевеан останавливается, окидывая глазами сенсорную рамку и просит через нейролинк:
- Кейсара, взломай пропускник - не хочу "светить" свои документы.
Пара секунд - и дело сделано: голографическая лента меняет свой цвет с оранжевого на зеленый. Глевеан пересекает линию карантина, поднимается по растрескавшимся бетонным ступеням и входит в проходную через выставленную дверь и сломанный турникет. Ноги проводят его через плохо освещенное помещение, мимо разгромленной будки консьержа к полутемной, смердящей человеческими испражнениями кабине лифта. Лифт работает - настоящее чудо! - но стоит маршалу войти - мигает сигналом о перегрузке.
- Какой этаж?
- Шестой. Квартира шестьсот три.
Глевеан, не вынимая рук из карманов, неспешно идет к лестнице и поднимается наверх. Каждая лестничная площадка встречает его открытыми настежь или выставленными окнами, сидящей на перилах, полу и ступеньках молодежью, смесью запахов анаши, курительных смесей и человеческого пота. Завидев маршала, стайки молодых людей растекаются в стороны, жмутся к стенам, провожают высоченного чужерода тихими взглядами.