Киви вытаращила глаза:
– Откуда ты знаешь Артёма?
– Так это и есть Пифагор? – воскликнул Артём. – Черт побери! Это ж надо!
– Конечно, знаю, – спокойно ответил Лёша. – Он компьютер мне чинил.
– Точно! Лёша один был, без Наполеона, и я только в эту комнату заходил, в другие и не заглядывал. Вот и не узнал тут ничего.
– Вот это да! – Киви была потрясена. – Значит, если б Лёша был дома в ту субботу, мы бы сразу узнали, кто ты такой! А ты столько времени мучился!
– Да в чем дело-то? – удивленно спросил Лёша, поправляя очки. – Почему вы так кричите?
Новый год отмечали все там же, у Наполеона. Артём взялся запекать гуся с яблоками, а Наполеон с Киви суетились по хозяйству, ожидая прихода Поляковых: Катерина должна была отвести Зямбу к родителям, а Кирилл, как всегда, задерживался на работе. Пифагор в хозяйственные мелочи не вникал – у него как раз завязалась оживленная дискуссия по скайпу с кем-то из лондонских коллег. Потом Наполеон решила, что неплохо бы выгулять Шарикова, и оставила Киви с Артёмом накрывать на стол.
Гусь был уже готов, и Артём выключил духовку. Они с Киви сидели на кухне и не знали, о чем говорить. С того воскресенья, когда неожиданно приехал Пифагор, до сегодняшнего дня они виделись всего один раз: Артёму каким-то чудом удалось вытащить Киви на свидание. Он уговорил ее пойти на каток в Парк культуры – сначала Киви держалась настороже, но постепенно смягчилась и уже не огрызалась на каждую реплику Артёма. Они катались до одурения, извалялись в снегу и устали так, что Киви к концу дня просто повисла на Артёме, чему он только радовался. Он попытался завлечь ее к себе домой, чтобы накормить, но Киви отказалась наотрез, так что пришлось идти в «Шоколадницу» около метро «Октябрьская», где с трудом нашелся столик и было так шумно, что они почти не слышали друг друга. Артём проводил Киви до дома и даже поцеловал в щечку, но, когда позвонил ей на следующий день, она уже опять была насмешливо-отчужденная. Артём еще не знал, что ему каждый раз придется начинать заново приручение этой дикой птицы. Вот и сегодня она встретила Артёма весьма холодно, но, пока с ними была Ира-Наполеон, это не так чувствовалось. Вздыхая про себя, Артём разглядывал профиль сидящей за столиком Олеси – прямой носик, нежный рот, мягкая округлость щеки, длинные ресницы… пёрышки рыжеватых волос… розовое ухо. Ни разу в жизни Артёму не приходило в голову рассматривать уши, чьи бы они ни были, а теперь он не мог глаз оторвать от этого чуда природы. Чудо природы становилось все розовее, и наконец Киви прикрылась рукой:
– Хватит пялиться! Что ты уставился?
– Я просто любуюсь.
Киви вскочила и убежала. Он посидел, озадаченно хмурясь, потом пошел за ней. Она курила на лоджии и не повернулась, когда Артём открыл дверь.
– Извини, что так таращился. Понимаешь, какая штука – я не могу не смотреть на тебя, не могу не думать о тебе. Похоже, я… ну… в общем, влюбился.
Олеся затянулась и выпустила колечко дыма, не глядя на Артёма.
– А я тут при чем?
– Как это? – поразился Артём. – Я же в тебя влюбился!
– Ты влюбился – твои и проблемы.
– Но… Нет, как же это? Тебе что, все равно?
Киви не ответила и отвернулась от Артёма.
– Я что, тебе совсем не нравлюсь? Ни капельки?
Она пожала плечами.
– А может, ты все-таки попробуешь узнать меня получше? Вдруг я тебе больше понравлюсь?
Она упорно молчала.
– Ну ладно… Раз так… Прости… Я пойду.
Артём развернулся и быстро ушел, а Киви замерла, прикусив губу, – сигарета дымилась, нарастал столбик пепла, потом рука задрожала, и пепел осыпался. Киви сжала окурок в ладони, прислонилась лбом к стеклу лоджии и заплакала. Сквозь слезы и падающий за стеклом снег она видела, что внизу Артём о чем-то разговаривает с Наполеоном, а Шариков сидит между ними и смотрит поочередно то на одного, то на другого. Вдруг Артём поднял голову и взглянул вверх, прямо на Киви – она отпрянула и вернулась в комнату. Походила вокруг стола, поправила и без того ровно лежащие вилки, потом, вздохнув, взяла кусочек сыра и принялась рассеянно жевать, печально глядя на наряженную ёлку. «Что ж я за дура такая?» – мрачно подумала она и машинально взяла с тарелки еще один ломтик сыра.
– Ну вот, я освободился. А где все? Чем это пахнет? Вкусно!
Лёшин голос прозвучал так неожиданно, что Киви чуть не подпрыгнула – она совершенно про него забыла.
– Это гусь запекается. А все сейчас придут.
– Гусь? Здорово! А ты чего грустная такая? Новый год же.
– Да так.
– Поссорились, что ли? С Артёмом?
Киви с изумлением уставилась на Пифагора: вот откуда он всегда все знает? Ничего вокруг себя не видит и не слышит, весь в своей науке, а как скажет что-нибудь – и в точку.