Я представляю Зайку с дробовиком в окне. Он улыбается, стреляя в меня. Я падаю с ветки, и моя голова катится к ногам пожилой женщины. Очки вдребезги, кровь течёт изо рта. Женский крик, и чёрный ворон прилетает и садится мне на нос. Кар. Так, стоп. Я в кабинете. Зайка теперь откинулся в кресле, вытянул ноги и снова смотрит. Сегодня яркий закат. Тень от оконной рамы лежит аккуратно между нашими креслами и тянется до противоположной стены кабинета. Голова в пакете на журнальном столике точно посередине попадает в солнечные лучи. Чёрная птица выпукло смотрится на фоне светлых тонов кабинета, особенно рядом с салфетками, которые я предлагаю плачущим клиентам. Жуть. Одинокая жертва, которую никто не оплачет. Запаха я не чувствую, но она же настоящая, на стенках пакета видны кровоподтеки. Подступает тошнота. Да, рано я размечтался об улучшении.
— Признаюсь, мне нехорошо от этой птицы. Понимаю, что этим действием Вы хотели донести какую-то мысль, и я должен это понять. Что я по-вашему должен делать с этим?
— Должны понять, что терапия не сработала. Мне до сих пор страшно сходиться с женщинами. Ленка моя всё ждёт, когда уже, а я боюсь. Если взбешусь, остановиться не смогу — меня словно на маховик наматывает и тащит. Навредить могу. Вот если бы вы помогли мне понять, откуда это идет и что с этим делать.
— Что поделать, если агрессия помогает Вам не чувствовать себя в подчинённом, уязвимом положении.
— Это все Ваши размышления на этот счёт, док?
— Ещё я думаю, что за этим может стоять чувство вины.
Зайка задумался и совершенно серьёзно ответил:
— Никогда вины не испытывал. Перед кем? Уж не перед Вами ли?
— Может перед своим внутренним ребёнком, маленьким Зайкой, которого не защитили когда-то в прошлом.
— Это Ваш Фрейд чувствовал вину, поэтому насочинял под кокаином всякого. Внутренний ребёнок у Вас видимо какой-то в башке, и Вы его активно хотите мне в голову вложить.
— Зачем мне это делать, Зайка?
— Чтобы я его защитил, видимо. Бедненького, несчастненького. Не сопротивлялся терапии и ходил послушно, денежки платил. Ваш внутренний ребёнок любит денежки, док? Но я не такой, я нормальный, принимаю себя полностью таким, какой я есть, без лишних сущностей.
— Зачем же Вы тогда ходили ко мне целый год? — закономерно удивляюсь я.
— Чтобы Вы жили сытую и безбедную жизнь, конечно.
— А, ну тогда ладно. Меня устраивает.
Я тянусь к планшету с записями, может, я что-то пропустил. Прошлая встреча обрывается фразой: «никогда больше». О чём это было? Ах, да, санитары. На лице Зайки возмущение. Сейчас он кажется маленьким обиженным ребёнком, который внезапно узнал, что он не центр вселенной. Его голос становится грудным, низким:
— Вот значит как, док. Сначала рассказываете дуракам-пациентам про целительную силу терапевтических отношений, а сейчас оказывается, что суть этих отношений заключается в перекладывании денег из моего кармана в Ваш.
— Я такого не говорил.
Зайка медлит только секунду и наносит ответный удар:
— А я так чувствую. Не будем же обесценивать мои чувства?
— Вы разоблачили меня, Зайка. Я работаю ради денег. Если же серьёзно, сложно работать, когда клиент считает себя круче психоаналитика. Вы не даёте мне даже шанса.
Зайка кладёт ногу на ногу. Кажется, теперь происходящее доставляет ему удовольствие. О, сейчас Зайка будет размышлять.
— Как же легко всё свести к обесцениванию или сопротивлению, док. Я пришёл к Вам как к специалисту, полагая, что Вы поможете мне. Хотел понять себя, увидеть со стороны. Для этого мне нужны были Ваши глаза.
На последней фразе я невольно жмурюсь. Слишком телесно. Я представляю, как Зайка тянется к моим глазам, чтобы забрать их себе. Хорошо, я позволю себе увидеть тебя. Я расслабляюсь, свободно плыву навстречу бессознательному Зайки. Кабинет тут же вытягивается в длину и высоту. Кресло вместе с пациентом становится больше, и Зайка теперь возвышается надо мной. Лицо пациента неожиданно меняется на лицо моего отца, всего лишь на секунду, но теперь я ощущаю себя зрителем перед великим актёром. Зайка ловит своё отражение в моих глазах. Кажется, оно ему не нравится. Зайка разочарованно кривит губы. Я решаю его утешить:
— Зайка, здесь всё пространство для Вас. Я зритель, исследователь, помощник, моя роль очень скромна.
Кабинет снова возвращается в свои границы, а Зайка, потеряв в своих размерах, превращается в уставшего мужчину средних лет. Может это значило, что на этот раз я смог справиться с надвигавшимся безумием и удержаться в рамках реальности?